Читать книгу - "Исповедь нормальной сумасшедшей - Ольга Мариничева"

Даже мои родители ничего толком об этом не знали. Могу лишь сказать, что бабушка очень любила Хрущева, восхищаясь им у телевизора.

День смерти Сталина я, конечно же, абсолютно не помню. А вот день смерти деда был белым-белым. Я сидела на корточках у бордюра клумбы с белыми мелкими цветами, ко мне подошел отец в белых парусиновых туфлях (я даже головы не подняла, только туфли помню) и сказал что-то несусветное про деда. Я, конечно, ничего не поняла, никаких похорон не помню, лишь отпечаталась в мозгу на всю жизнь белая вспышка той катастрофической вести.

Остались коробочка с орденами, военные фото и дедушкин припев нашей песенки-игры «Гори-гори ясно, чтобы не погасло!». Девиз всей моей жизни.

Пароль моего детства – «Сикет» (то есть – секрет), вполне в духе внучки разведчика... Всегда была и осталась болтушкой, но если кто-то говорил мне: «Это секрет», то клещами из меня тайну вытащить было невозможно. Так было с моей семнадцатилетней теткой Илькой, которая на прогулке упустила меня из виду, и я свалилась под решетку какой-то ямы. Моя юная няня ужасно испугалась, что ей влетит, и умоляла никому не говорить: «Это наш с тобой секрет». Но никто из взрослых так и не выведал, откуда у меня ссадины и синяки. «Сикет!» – отвечала я, вздернув подбородок.

А еще осталась на небе звездочка – это бабушка рассказывала мне, что, отправляясь на фронт, дедушка договорился с ней каждую ночь в одно и то же время смотреть на эту звезду и мысленно друг с другом переговариваться.

Право же, эта звездочка мне куда важнее, чем знание о том, служили они в органах или нет.

Ленка, моя младшая сестра, вздыхает о нашем деде, который уже умер, когда она родилась: «Ты успела пожить в раю...» Ибо ее раннее детство происходило уже в аду родительских скандалов.

Моей «трещинкой» сознания стал, по-моему, раздрай, разлад и развод родителей. Маме так и сказали в Ганнушкина: «Если бы вы не развелись, Оля бы не заболела». Сталин же для меня был уже прошлогодним снегом. В стенном шкафу была дедушкина библиотека – полное собрание сочинений Ленина и такое же – Сталина. Ленин был в твердо-синем переплете, Сталин – в глухо-красном. (Впрочем, я и тут ярче помню желтовато-белый кристалл какого-то камня, лежавший для украшения на полке). Так вот, классе в четвертом меня осенила прекрасная идея: сдать Сталина в макулатуру, раз уж он так выгодно тяжел. И я, втихаря от взрослых, снесла его всего в пункт приема макулатуры, и в семье меня не ругали, просто странно посмотрели и замолчали сей факт.