Читать книгу - "Исповедь нормальной сумасшедшей - Ольга Мариничева"

Приручи меня, приручи меня,Привяжи меня ниточкой имени.Не сердись на меня, не кричи —Нежным именем приручи.Ты большой и немного грустный,Твои добрые руки любятДети, лошади и грачи.Приручи меня, приучи.И неважно – любишь, не любишь,И неважно, что скажут люди.Ты – хозяин, бери ключи.Приручи меня, приручи.Спят звереныши в мягких норках.Не пускай меня ночью в город.Как зайчонка, за уши держи.Приручи меня, приручи.Там причалы тайгою пахнут,Паруса там туги и громадны,Там вокзалы шумят, сопят,Как медведи в берлоге, не спят.Не удержишь – я в их кутерьмуОт торшеров, от лестниц сбегу.Я привыкну к повадкам лисьимИ к воде родниковой, чистой,Стану дикой, голодной, ничьей.Стану жить среди звезд и зверейПусть останется в песне мой голос,На пальто – зацепившийся волос,И вот эти мои стихи.Все равно, просто так – приручи.

Очень остро ощущала себя ничейной, ничьей. Не приручалась. Ох, и ревели же мы с Кокой в четыре ручья посреди дождя в телефонной будке! Всхлипывая, бормотали о том, что почему-то должны непременно расстаться, но навеки запомним эту будку и этот дождь.

А осенью восстановилась компания ивяшников, включая тех, кто не ездил на целину. Девицы отнеслись ко мне надменно-презрительно, уверенные, что я «со всеми переспала». Но у меня появился защитник – Бурбоша, Жорж Бурбо, обрусевший француз из Прибалтики. С рыхлым, блеклым веснушчатым лицом и обвисшими щеками. Лучший на всем курсе каллиграф (японист – рисовал иероглифы). Всегда приглашал меня танцевать, провожал домой. Я бы давно сбежала из этой чопорной компании, если бы вдруг, поджидая их у входа в студенческий театр, не увидела сквозь косо летящий снег подходящего к девицам рослого, широкоплечего человека в меховых шапке и куртке, много старше всех остальных, с мужественным лицом. О таких говорят – «полярный летчик». О таких, естественно, и можно только мечтать.

Участь моя была решена. Его звали Юра Белин. Он давно уже застрял курсе на третьем, и жизнь его была изломана. Сын разведчиков, воспитывался за границей в преклонении перед Советским Союзом. Оказавшись в четырнадцать лет в «земле обетованной» и увидев, что здесь творится, сам пошел служить в КГБ, чтоб «бороться за чистоту идеалов». Ко времени нашего знакомства весь пыл подрастерял, не раз лежал в «психушках», но сохранил мощный интеллект, владел многими языками, был красив, задумчив и доброжелателен. Он жил на том же этаже в высотке на Ленгорах, что и Бурбоша, тоже в одноместном «пенале». Я любила бывать у него, слушать его собеседников, особенно мудрого, совсем седого негра с несколькими образованиями. Юра заворожил меня мощью и глубиной, даже моя подруга по общежитию Ленка влюбилась в него без памяти. Но он всегда держал дистанцию. Ленка вечерами стояла у него под окнами (такая, видно, была у нас привычка), я сочиняла стихи: