Читать книгу - "Бронепароходы - Алексей Викторович Иванов"

— Обделался, да? — Жужгов с презрением хмыкнул в чёрные усы.

Нерехтин переложил руль, чтобы «Лёвшино» шёл ближе к острову. Если снаряд пробьёт борт ниже ватерлинии, можно будет выброситься на мель.

Старпом Серёга Зеров сам догадался, что баб надо спрятать в машинном. Он сунулся в каюту Кати и Дарьи:

— Девоньки, живо собирайтесь в трюм! Захватите подстилки!

В машинном отделении на Серёгу строго поглядел Осип Саныч.

— Не положено посторонним! — попробовал возразить он.

— Осип Саныч, по нас из пушек садят! За машиной бабам надёжнее!

Серёга пристроил Дарью и Катю в закутке за шевелящейся и лязгающей громадой агрегата. Керосиновые лампы освещали чтото непонятное. Стлань, под которой плескалась вода с мазутными комьями, Дарья закинула рогожей.

— Приткнись, Катюшка, — сказала она. — И не бойся. Мужики справятся.

Катю трясло от напряжения. Глазами она искала князя Михаила, но не могла отличить его от других мелькающих в полутьме кочегаров и механиков. Низкое помещение было наполнено шумом работающей паровой машины, словно здесь сопело и клацало зубами, обжираясь, какое-то железное чудище.

Откуда-то появился Митька Ошмарин с маслёнкой.

— Да как же это?! — воскликнул он. — Мне же к маховику надо пролазить!

— Подвинемся мы, не скули, — сварливо ответила Дарья.

И тут в машинное отделение, гремя башмаками по ступеням трапа, сверху гурьбой внезапно посыпались матросы — друг за другом шесть человек. В руках они сжимали разводные ключи, молотки, вымбовки и болторезы.

— Куда вы?! — гневно вскинулся Осип Саныч, блистая стёклышками очков.

— Конец твоему корыту! — истерично закричал Егорка Минеев.

Матросы не забыли недавней драки с трюмной командой, не простили машинистам и кочегарам их равнодушия к страданию крестьян. Матросы жаждали возмездия. Лучшим возмездием был бы разгром парохода, и сейчас, в сражении, для разгрома подвернулся самый удачный момент. Пускай судно заглохнет, затонет или попадёт в плен к «чебакам», не жалко! Если трюмной команде матросы не братья, то и матросам трюмные — враги! И пароход — враг! — Долбай у них всё! — завопил матрос Колупаев.

Удары тяжёлых слесарных инструментов обрушились на паропроводы и вентили котла, на рычаги и шатуны машины. На палубе парохода грохотали пушки, а в трюме звенело и лязгало железо, матом орали обозлённые люди: матросы били трюмных и ломали агрегаты. Осипа Саныча смели со скамейки. В кривоугольной тесноте отсеков люди кидались друг на друга, карабкались куда-то, осатанело колотили по чугунным клапанным коробкам с крышками на болтах, по литым поршневым цилиндрам, по кранам, по замасленным тягам, по осям и шестерням. Но котёл и машина продолжали бесчувственно работать — матросы не знали, как их остановить.

В узком закутке у заржавленного борта тётя Даша крепко обхватила Катю мягкими и тёплыми руками и прикрыла собою.

15

«Русло» и «Лёвшино» сблизились на полверсты, и застучали пулемёты. В барбете на левом колёсном кожухе «Лёвшина» пожилой пулемётчик в рабочей тужурке приник к прикладу; рубчатый барабан «льюиса» вращался, летели гильзы, ствол пулемёта дрожал в хомуте, закреплённом на вертлюге. Сенька Рябухин, второй номер, стоял на коленях рядом со стрелком и прижимал к груди запасной диск. Грохочущие очереди с «Русла» опрометью колотили по броне барбета и рубки «Лёвшина», по скулам артиллерийских полубашен.

Нерехтин в это время разворачивал пароход, чтобы уйти в протоку между островами. Он без подсказки сообразил: если «чебаки» захотят вести огонь через остров, Дорофею придётся расположить своё судно по оси фарватера, иначе течение снесёт «Русло» на Нижний Лемех; подставив борт и гребное колесо, буксир Дорофея станет более уязвим для пушек «Лёвшина».

Иван Диодорович не испытывал злобы на Дорофея; его не изумляло, что старый приятель оказался смертельным врагом, хотя они не ссорились. Иван Диодорович уже понял: в бою нет хороших и плохих, нет правых и виноватых, а есть одно только желание уничтожить противника. Жалость, недоумение или раскаянье — всё это не для боя. Война не нуждалась в горьком опыте жизни. А человек не имеет ничего, кроме опыта. Опыт созидает душу. И таким, какой он нужен для войны, Иван Диодорович был сам себе чужим, как вор.

В левой стене рубки железная дверь внезапно распахнулась, и появился Сенька Рябухин. Он почти рыдал, не в силах совладать с потрясением:

— Михалыча… Михалыча посекло!..

Жужгов деревянно шагнул к Сеньке, шевеля чёрными усами, и врезал ему в скулу кулаком. Сенька отлетел назад.

— Ну дак один стреляй! — рявкнул Жужгов и захлопнул дверь.

Нерехтин стискивал штурвал, цепко удерживая взглядом полосатый клин створного знака на Нижнем Лемехе. Вдруг он почувствовал ногами мощный толчок всего судна. Это не было ударом снаряда. Нерехтин быстро посмотрел назад, в окошко на тыльной стороне рубки. Из дымовой трубы, пронзая чёрные выхлопы, бил высокий светлый столб раскалённого пара. Так случалось, когда срывало предохранительные клапаны. Но в переднее окно Иван Диодорович увидел, как белёсый пар густыми тучами повалил из проходов надстройки горловин дефлекторов. Это означало, что на «Лёвшине» взорвался котёл.

Нерехтин сунулся лицом в переговорный раструб:

— Прокофьев, доложи!..

В ответ он услышал урчанье и вопли. Впрочем, всё было понятно: колёса «Лёвшина» замедлились и замерли. Под огнём врага буксир лишился хода.

Однако Иван Диодорович ошибался: котёл на «Лёвшине» был цел, просто кто-то из матросов сдуру ударил тяжёлой железякой по непонятным трубам и вышиб один из паропроводов. В дерущихся хлестнула свистящая струя перегретого пара. Обожжённые люди заорали, заметались, уклоняясь от раскалённой плети; им стало уже не до драки. Кто-то бешено ломанулся вверх по трапу, кто-то упал на карачки, очумело выползая прочь из давки. Тесное машинное отделение быстро заполнилось горячим и мокрым туманом. Осип Саныч, расталкивая ничего не соображающих матросов и кочегаров, вслепую бросился к щиту управления, нашарил торчащие рукоятки и открыл клапан, сбрасывая в котле давление, чтобы ослабить напор клокочущей струи.

— Поганцы! — тонко кричал он. — Убью за машину!..

Для Осипа Саныча машина была священной.

Перед Дарьей и Катей из жаркой мути вынырнул князь Михаил.

— Я выведу!.. — прохрипел он, хватая Катю за руку.

Казалось, что от зноя кожа слезает со скул, будто варёная капуста.

— Дарья, возьмитесь за Катю! — приказал Михаил.

В рубке Иван Диодорович выкрутил штурвал на максимальный угол руля, чтобы иссякающая инерция хоть немного направила судно к острову.

— Хода больше нет, — сообщил Нерехтин Жужгову.

Жужгов тупо молчал. Он не знал, что теперь требуется делать. Он открыл дверь и выглянул, словно бы снаружи ему было понятнее.

«Русло» находился уже гораздо ближе. На нём и без бинокля можно было видеть бегающих человечков, буквы названия на передней стене рубки и колечки спасательных кругов. Кормовое