Читать книгу - "Грандиозная история музыки XX века - Артем Рондарев"

Ричард Хелл был невероятен… Это был полностью деконструированный оборванец, выглядящий так, словно он только что выполз из канализационной трубы, весь покрытый слизью, не спавший годами, годами не мывшийся и никому на хрен не нужный.

И было похоже, что ему самому на хрен никто не нужен. Он был совершенно восхитительным, скучающим, опустошенным, покрытым шрамами грязным парнем в разодранной футболке.

Не могу сказать, были ли на нем английские булавки^[476], хотя могли и быть, но определенно была разодранная и порезанная футболка. И эта его внешность, этот его образ, эти его торчащие волосы – все… я не сомневался, что должен увезти это в Лондон. Я был вдохновлен им, я собирался скопировать его и превратить во что-то более английское^[477].

Именно Хелл сделал футболку с надписью «Прошу, убей меня» (Please Kill Me) – один из первых символов панка. Боб Груэн вспоминает, что Хелл в этой футболке «был одной из самых жутких вещей, которые я видел в своей жизни», потому что «ходить по улицам Нью-Йорка с мишенью на груди, с приглашением убить, – это довольно сильный жест». (Сам Хелл, впрочем, утверждает, что испугался надевать ее и отдал гитаристу Television Ричарду Ллойду, тот ее надел всего раз на концерт и отказался носить впредь после того, как поклонники подошли к нему и сказали: «Ну если ты этого просишь, мы будем счастливы помочь», – панк, несмотря на всю ироничность, всегда был серьезным делом^[478].)

Хелл, таким образом, воплощал все добродетели панка – неприхотливость, вызывающую театральность, презрение как к нормам и символическим ценностям, предписанным социумом, так и к себе самому: самоотрицание, как уже было сказано, важнейшая составляющая панк-идеологии, делающая участников субкультуры неуязвимыми для нормативных санкций общества. Все прежние субкультуры так или иначе поддерживали хотя бы внутренний идеал «достоинства» своих участников, что позволяло «большой культуре» с легкостью манипулировать ими, ссылаясь на общие представления о самоуважении; и лишь панк закрыл эту заднюю дверь. Хелл довольно скоро ушел из Televison; впоследствии он организовал группу Richard Hell and the Voidoids, записавшую песню Blank Generation – один из самых известных гимнов американского панка^[479]. Sex Pistols сочинили свою Pretty Vacant по настоянию Макларена, потребовавшего от них «собственной версии» Blank Generation^[480].

Еще в середине 70-х панк в Нью-Йорке был весьма локальным течением; вокалистка Blondie Дебби Харри вспоминает, что когда в 1975 году был организован фэнзин Punk и участники его редколлегии Джон Холмстром и Легз Макнил принялись расклеивать листки, на которых было написано: «Панк идет!», все подумали: «Ну вот, очередная дерьмовая группа с еще более дерьмовым названием»^[481]. В первом номере журнала, вышедшем в 1976 год, в редакционной колонке (написанной Холмстромом) сообщалось: «Убей себя. Прыгни с гребаной скалы. Расцарапай голову ногтями. Стань роботом и иди работать в Диснейленд. Передознись. Все что угодно. Только не слушай дискодерьмо. Я видел, как эта консервированная дрянь превращает людей в собак! И наоборот. Диско – это воплощение всего дурного, что случилось с западной цивилизацией. Займись самообразованием. Врубись. Читай „Панк“»^[482]. Далее шло интервью с Лу Ридом с подзаголовком «Эксклюзивное интервью с уличным панком, ставшим художником»; Холмстром говорил, что именно оно обусловило популярность журнала^[483]: лишь с этого момента слово «панк» стало прочно ассоциироваться с субкультурой, выросшей вокруг музыкальной сцены CBGB.

В клубе начинали многие впоследствии ставшие известными исполнители и коллективы, чья музыка ныне весьма мало ассоциируется с панком, – Blondie, Патти Смит, те же Talking Heads. Участники последней были студентами художественных колледжей; Патти Смит обучалась живописи и актерскому мастерству и считала себя в первую очередь поэтессой^[484]. В принципе, панк рисковал повторить судьбу многих музыкальных субкультур, герои которых, несмотря на образ представителей низовых страт, чаще всего были фрондирующими студентами и интеллектуалами с подобающей склонностью к усложнению музыкального языка. Британский музыкант Крис Миллер говорил в 1976 году: «… все нью-йоркская сцена вращалась вокруг живописи и поэзии, типа Аллена Гинзберга»^[485]. Тем, что этого не произошло, мы во многом обязаны группе, которую считают первым подлинным панк-коллективом, – Ramones.

Музыка Ramones, особенно в начале их карьеры, представляет собой агрессивный, «грязно» звучащий, сведенный к минимуму элементов рок-н-ролл: довольно часто можно встретить мнение, что подобное звучание было результатом не какого-то стратегического замысла, а элементарного неумения сколько-нибудь хорошо играть^[486]. Так это или нет, в настоящий момент неважно: «непрофессионализм» на панк-сцене со временем стал своего рода критерием аутентичности, отличающим настоящие группы от «продавшихся» и, как следствие, выучившихся играть^[487], и Ramones во многом поспособствовали становлению данного идеологического тропа; недаром участники группы в интервью и книгах довольно активно поддерживали представление о себе как о весьма слабых музыкантах^[488]. Коллектив состоял из соседей по району Форест-хиллз; все они, начав играть вместе, взяли себе псевдонимы, содержавшие фамилию «Рамон»: Джои Рамон, Джонни Рамон etc. (присоединявшиеся к группе впоследствии музыканты также брали себе сходные псевдонимы). Традиционно считается, что Ди Ди Рамон, первым придумавший себе прозвище, а затем убедивший остальных сделать то же самое, вдохновлялся одним из вымышленных имен Пола Маккартни «Пол Рамон», под которым тот регистрировался в гостиницах, но Томми Рамон утверждал позже, что они выбрали этот «семейный» способ репрезентации, потому что он был похож на название пуэрториканской уличной банды: «Это звучало жестко, – говорил он, – и в то же время нелепо. Абсурдно, но опасно»^[489]. Последняя фраза выглядит как настоящее кредо панка.