Читать книгу - "Эволюция желания. Жизнь Рене Жирара - Синтия Л. Хэвен"

Ее называли «эпохальной конференцией», «водоразделом», «масштабной переориентацией литературоведения», «французским вторжением в Америку», «96-пушечным французским диспутом», «эквивалентом Большого взрыва в американской мысли»¹⁹⁰.

Эти гиперболы создают впечатление, будто симпозиум «Языки критики и науки о человеке» в Университете Джонса Хопкинса, продлившийся несколько насыщенных событиями дней, с 18 по 21 октября 1966 года, был первым подобным событием с начала времен. Это не так, но симпозиум выполнил задачу, перекроившую интеллектуальный ландшафт целой страны, – принес в Америку авангардную «французскую теорию». В последующие годы Рене Жирар будет продвигать теоретическую систему, которая приходилась этой новой эпохе равно детищем и падчерицей. Он гордился своей ролью в организации симпозиума, но кое-какими его последствиями был встревожен. Давайте посмотрим, что же произошло той судьбоносной осенью.

Замысел конференции в целом принадлежал Рене Жирару. Годом ранее он возглавил кафедру романских языков, придя на смену Натану Эдельману; Жирар стал одним из участников триумвирата, воплотившего идею симпозиума в жизнь. Вторым в триумвирате был блистательный человек, в интеллектуальной истории Америки отчасти позабытый, – неугомонный, живой как ртуть Эудженио Донато. Третьим – Ричард Макси, сооснователь нового Центра гуманитарных наук. Однако из них троих Жирар обладал самым солидным статусом, да к тому же и международными связями.

«Он уже был довольно заметной фигурой. Но не настолько высокого ранга, чтобы в Париже слишком многие смотрели на него с раздражением, – это играло большую роль, – сказал о коллеге Макси. – Рене лучше нас разбирался в вопросах этикета. Он был старше и занимал более прочное положение». Сделав упор на имена посетивших Балтимор научных тяжеловесов, Макси добавил, что, на его взгляд, симпозиум сильно подействовал на его коллегу-француза. «На Рене, человека молодого, это глубоко повлияло – хотя он, возможно, этого бы и не признал». (На момент, когда проходил симпозиум, Жирару оставалось два месяца до сорокадвухлетия, а Макси было тридцать пять.)

В тот период истории структурализм был во Франции последним писком интеллектуальной моды и, согласно распространенному мнению, преемником экзистенциализма. Зародился структурализм в Нью-Йорке почти за тридцать лет до описываемых событий, когда французский антрополог Клод Леви-Стросс, бежавший в США, как и многие другие европейские ученые, от преследований нацистов, познакомился в Новой школе социальных исследований с другим ученым-беженцем – лингвистом Романом Якобсоном. Взаимодействие двух дисциплин – антропологии и лингвистики – зажгло искру нового интеллектуального течения. Лингвистика вошла в моду, и многие доклады, сделанные на этом симпозиуме, изобиловали лингвистическими терминами.

Жирар никогда не считал себя структуралистом. «Он считал, что сам себе хозяин, а не один из унтер-офицеров структурализма», – сказал Макси. И все же Жирар наверняка питал к структурализму вполне логичный интерес, поскольку от проблем литературы к тому времени уже отдалился – его тянуло скорее к вопросам антропологии. Собственно, в этом, как и во многом другом, он перед структуралистами в долгу. Его метанарративы стремились к открытию всеобщих истин, что роднит их с течением, задумавшим выявить базовые структурные паттерны во всех явлениях человеческой жизни – от мифов до памятников, от экономики до моды.

Из-за междисциплинарной ориентации структурализма на симпозиум пригласили представителей всех наук – гуманитарных, точных и естественных. Он собрал вместе ведущих французских интеллектуалов, представлявших самые разные научные дисциплины и сферы интересов – больше сотни мыслителей из девяти стран; залы ломились от слушателей. Конференцию задумали, чтобы не только собрать для разговора представителей разных дисциплин, но и в основном чтобы научить, как им разговаривать между собой в терминах этой новой архитектуры интеллектуальной жизни: ведь у нее был свой собственный язык, манера письма и образ мышления.