Читать книгу - "Вожди и заговорщики - Александр Шубин"

Оппозиционные лидеры с гневом отмежевались от связи с белогвардейским подпольем: 22 сентября, от имени Политбюро и Президиума ЦКК разослано было всем партийным организациям извещение о раскрытии типографии, в которой говорилось, что:

«Часть арестованных беспартийных действительно связана с некоторыми лицами из военной среды, помышляющими о военном перевороте в СССР по типу переворота Пилсудского… Раскрытие подпольной типографии было побочным и неожиданным результатом арестов беспартийных лиц, имеющих отношение к группе военного заговора. ОГПУ не вело и не ведет следствия по делу о нелегальной оппозиционной типографии… единственной „связью“ между оппозиционной печатней и военным заговором явился агент ГПУ, следивший за белогвардейцами и за оппозицией»^[302]. Оппозиционеры издевались над разъяснениям чекистов, которые объявляли: «Не вина ОГПУ, если союзники оппозиции из числа беспартийных интеллигентов оказались в тех (?) или иных (?) связях с военными, помышляющими о военном путче»^[303]. Да, ОГПУ еще не могло доказать такие связи и даже провоцировало их. Но считал ли Сталин невозможным, что «загнанные в угол» троцкисты захотят восстановить свои старые связи с военными. На всякий случай он вычищает из армии активных троцкистов, а не очень активных перемещает на безопасные посты вроде атташе за рубежом.

В этот раз амальгама не склеилась. 5 ноября тезисы оппозиции стали печататься в дискуссионном листке «Правды» под названием «Контр — тезисы троцкистской оппозиции о работе в деревне» (настоящее название платформы было издевательски дано в примечании).

Тем временем сталинцы выдвинули еще более тяжкое обвинение, так сказать на будущее: Выступая 26 октября, Молотов заявил: «Оппозиция воспитывает в своей среде некоторые такие элементы, которые готовы на любые способы борьбы с партией. Поэтому заострение борьбы на личных нападках, на травле отдельных лиц может служить прямым подогреванием преступных террористических настроений против лидеров партии»^[304]. Верил ли Молотов в то, что говорил? Терроризм в России того времени не считался предосудительным сам по себе. Революционный терроризм вызывал восхищение, контрреволюционный — возмущение. А что если кто — то из тысяч сторонников оппозиции решит, что термидорианское перерождение партии уже завершилось, что во главе партии стоят контрреволюционеры. Со времен гражданской войны у многих сохранилось оружие. Оппозиция восприняла заявление Молотова с возмущением: «Зная, с кем мы имеем дело, мы предполагаем, что ко всем эффектам с „врангелевским офицером“ хотят прибавить еще какой — либо эффект с „покушением“ на лидера — чтобы развязать себе руки для какой — нибудь расправы»^[305]. В 1927 г. эта «бомба» не взорвалась. Она продолжала лежать до 1934 г.

ОГПУ не склонно было вникать в идеологические тонкости — его работа заключалась в поиске заговорщиков, и они были готовы к репрессиям против каждого, кто ведет себя как заговорщик, то есть нелегально. Оппозиционеры еще пытаются апеллировать к революционному прошлому нынешних властителей. Так, оппозиционер С. Зорин писал своему бывшему товарищу Бухарину по поводу ареста рабочего типографа Фишелева, до революции работавшего в газете Бухарина: «Социализм вообще немыслим с такими атрибутами, как тюрьмы для лучших пролетариев — коммунистов»^[306]. Можно было бы понять это и несколько лет назад, когда коммунисты стали бросать в тюрьмы пролетариев — социалистов.

Оппозиция так часто говорила об интересах рабочих, что в условиях отстранения от последних рычагов власти лидеры оппозиции стали задумываться о выходе прямо на пролетариат: «Масса беспартийных рабочих все внимательнее прислушивается к нашим разногласиям, все с большей жаждой старается узнать подлинную правду — прежде всего: чего требует оппозиция»^[307] — писал Зиновьев. Агитаторы оппозиции стали выступать перед беспартийной рабочей массой на предприятиях. Оппозиция вышла за пределы партии, и это было Рубиконом, перейдя который троцкисты обрекали себя на репрессии. Монополия партии на политическую жизнь была для большевистского руководства священной.

Обличение оппозицией усилившейся эксплуатации привлекли к ней симпатии рабочих. Сотни беспартийных подписывали просьбы к оппозиционерам выступить у них в цехах. «На фабриках Орехово — Зуевского района, на заводах „Манометр“, „Дукс“, фабрике „Красный Октябрь“, на подольском заводе „Госшвеймашина“, в Харькове на заводе ВЭК, типографии им. Петровского, открытых собраниях ячеек и заводских собраниях рабочие, при постановке вопроса об оппозиции, требовали докладчиков от оппозиции и покидали собрания, когда аппаратчики в этом отказывали»^[308] — утверждали «демократические централисты».

В то же время летние успехи троцкистов в партии оказались пирровой победой — бюрократия сплотилась, отобрала у оппозиции часть лозунгов и стала методически репрессировать оппозиционеров, снимая их с постов, а некоторых и арестовывая. Несмотря на то, что документы оппозиции по — прежнему распространялись под грифом «Только для членов ВКП(б)»^[309], левые и правые уже действуют как две партии. На стороне одних — недовольный НЭПом беспартийный рабочий актив, на стороне других — беспартийные спецы.

В октябре Троцкому и Зиновьеву удалось оказаться на официальной трибуне в Ленинграде. Увидев опальных вождей революции на трибуне, толпа ринулась к ним, выкликая имена Троцкого и Зиновьева, на которые уже пала харизма страдальчества.

«Энтузиазм, с которым встречались наши товарищи, был похож на энтузиазм рабочих Ленинграда в 17–м году, когда на трибуне появлялся Ленин»^[310] — рассказывал наблюдавший события сторонник оппозиции. Колонны заводов выкрикивали лозунги: «Да здравствуют истинные вожди революции!» такое вряд ли могло быть случайностью — на ленинградских заводах сохранялся сильный актив оппозиции, который подготовил рабочих к тому, что они увидят «самих» Троцкого и Зиновьева. Руководитель ленинградской партийной организации Киров оказался в глупом положении и, чтобы как — то сгладить ситуацию, перешел на трибуну с Троцким и Зиновьевым, но потом, осознав возможные последствия такого «блока» для себя лично, ретировался.

В Москве оппозиции удалось организовать массовое собрание (около 2 тыс. чел.) в Высшем техническом училище. Пока активисты оппозиции сдерживали натиск охранников администрации, Троцкий и Каменев излагали свои взгляды.