Читать книгу - "Вожди и заговорщики - Александр Шубин"

В области внешней политики левые предлагали отказаться от внешнеэкономических уступок даже в условиях военной угрозы (иначе мировой рынок растворит социалистические элементы в советской экономике) и «взять курс на международную революцию»^[296].

Своим противником в правящей элите левые считают аппаратно — центристскую группу Сталина, воздействующих на хозяйственное руководство (Рыкова и др.) бывших эсеров и меньшевиков, которые составляют около четверти партактива (а сколько еще беспартийных спецов, включая теоретиков всего течения Кондратьева, Чаянова и др.), профсоюзную верхушку Томского и ревизионистскую «школу» красных профессоров во главе с Бухариным. Чтобы исправить положение, оппозиция предлагает восстановить внутрипартийную демократию в духе последних статей Ленина и резолюции 5 декабря 1923 г. Но, как мы видели, в эти планы вели к демократии только для партийных верхов.

Более последовательную демократическую программу выдвинула группа «Демократического централизма» Т. Сапронова и В. Смирнова (группа 15–ти — по числу подписей старых большевиков под их платформой «Под знамя Ленина», вышедшей в июне 1927 г.).

Они применили к сложившейся ситуации свои предложения, выдвинутые еще во время профсоюзной дискуссии 1921 г., когда решалось — какой быть социальной системе Советской России по окончании гражданской войны. Тогда идеи производственной демократии были похоронены под прессом ленинского авторитета. Теперь, когда производственный и государственный авторитаризм зримо вел к бюрократизации, «демократические централисты» решили напомнить партии и рабочим о своих предложениях: «Внутренний распорядок на фабрике должен быть изменен в сторону его демократизации. Должен быть твердо проведен курс… на усиление участия рабочей массы в управлении производством. В этих целях:

а) при назначении директоров заводов и их помощников предполагаемыми высшими хозяйственными органами кандидатуры должны становиться на обсуждение общих или цеховых собраний рабочих, которые могут выдвигать и собственные кандидатуры.

Окончательное назначение может быть сделано лишь после такого обсуждения, на основании учета отношения рабочих к выдвигаемой кандидатуре и предложений общих собраний;

б) при директоре завода должно быть создано постоянное совещание из высшей администрации, представителя производственного совещания и представителей рабочих, выбираемых на общих собраниях рабочих. Решения этого совещания не являются обязательными для директора, но все основные вопросы деятельности предприятия должны обсуждаться на нем так, чтобы выборные от рабочих были вполне в курсе дел предприятия, а администрация знала отношение рабочих к проводимым мероприятиям. Та же система должна быть проведена и в крупных цехах;

в) вместо теперешней пестроты в организации производственных совещаний, должна быть всюду проведена выборность этих совещаний и подотчетность рабочим. Работа их должна быть теснейшим образом связана с работой упомянутых выше постоянных совещаний при директоре завода»^[297].

Сапронов, Смирнов и их сторонники были настроены в отношении Сталина гораздо решительнее и критиковали осторожность Троцкого: «надо решительным образом отбросить тактику пассивного выжидания, ориентировку на „полевение“ руководящей группы или ее расслоение в результате внутренних трений. Так называемые „центристы“ (Сталин и К°) служат лишь прикрытием для так называемых „правых“ (Рыков, Калинин и пр.), а на деле ведут политику этой первой… Троцкистско — зиновьевский блок все еще не может отделаться от этих иллюзий, из чего и вытекают его шатания и ошибки… Цитаделью правой опасности является сталинская группа и подчиненный ей партаппарат (из этого исходила вся оппозиция перед дискуссией 1926 г.), оппозиция Зиновьева — Троцкого неоднократно ориентировала партию на то, что сталинская группа может сама начать бороться с правой опасностью».^[298]. Кажется, что в этом споре правы оказались троцкисты. Впоследствии оказалось, что Сталин под давлением обстоятельств легко может отказаться от «термидорианской» экономической политики. Для части троцкистов это стает сигналом для примирения с ним. Но «демократические централисты» оказались дальновиднее в другом — «полевение» Сталина не остановит бюрократического «перерождения».

«Объединенная оппозиция» отмежевалась от «слишком» демократических предложений 15–ти, но с оговоркой: «Мы держимся того мнения, что платформа 15–ти должна быть напечатана в партийной печати, как это всегда делалось при Ленине»^[299]. Впрочем, пока не была опубликована и платформа «Объединенной оппозиции».

Подавление левой оппозиции

Сталин понимал, что в условиях, когда оппозиция оказывается права в споре о стратегии большевизма, когда вот — вот придется принять ее предложения почти по всем экономическим и внешнеполитическим вопросам, чисто политическими методами проблему борьбы за лидерство не решить. Распространение оппозиционных материалов лишало правящую группу монополии на прессу, возможности клеветнически интерпретировать лозунги оппозиции. Партактив мог понять, что его обманывают. Троцкисты могли со временем сагитировать партию, особенно по мере дальнейшего углубления кризиса.

Начались обыски на квартирах рядовых троцкистов. Искали «компромат». «Чтобы скрыть нашу платформу, Сталину ничего не осталось, как „перекрыть политику уголовщиной“»^[300] — считали Зиновьев, Смилга и Петерсон.

13 сентября был разгромлен центр перепечатки троцкистских материалов. Было объявлено, что обнаружена подпольная троцкистская типография. Оппозиция язвительно комментировала: «Но, на деле, ГПУ захватило только пару пишущих машинок, стеклограф и ротатор, т. е. такую „типографию“, которая имеется в любом советском учреждении»^[301]. Оказалось, что конкуренцию советским учреждениям составили Преображенский, Серебряков и Шаров, которые признали себя собственниками обнаруженного «оборудования».

Тем временем 18 сентября ГПУ арестовало каких — то Щербакова и Тверского, которые обсуждали с бывшим врангелевским офицером возможность организации военного переворота и приобретение типографского оборудования. Планы эти явно противоречили друг другу, скорее всего недовольные обсуждали разные варианты борьбы с советской властью. Но им не повезло — офицер был агентом ГПУ.

Теперь можно было «связать» через «типографское оборудование» два следа — белогвардейский, особенно жуткий, поскольку едва отгремело эхо июньских террактов, и троцкистский. Обвинения большевиков в политической уголовщине в СССР еще не звучали. Троцкисты тут же напомнили о том, как Временное правительство обвиняло большевиков в организации путча на немецкие деньги (среди обвиняемых тогда были Троцкий и Зиновьев), а также о методе «амальгамы», применявшемся «термидорианцами» во время Французской революции. На самом деле этот метод, заключавшийся в объединении в одном процессе обвиняемых революционеров и контрреволюционеров, был опробован как раз якобинцами. Но троцкисты упоминали именно нужную им аналогию.