Читать книгу - "Воспоминания еврея-красноармейца - Леонид Котляр"

Взамен отнятой у меня работы Федор Антонович предложил мне должность инспектора РОНО. Я предпочел не бунтовать, не жаловаться, не иметь дела ни с райкомом партии, ни с ОблОНО, так как уже лишился к этому времени многих иллюзий. Тем более что из глухого села меня переводили в райцентр, и Федор Антонович обещал мне компенсировать потери в зарплате догрузкой в школе и обеспечить работой в райцентре мою жену, чтоб я мог забрать свою семью в Кагановичи. Я тогда еще не знал, что этот милый человек и бывший фронтовик не выполнит ни одного своего обещания, поскольку он их вообще никогда не выполнял (это было известно всем, кто с ним соприкасался).

Приехав в Кагановичи с двухлетним сыном, моя жена стала руководить школьным хором, танцевальным кружком и хором в Пионерском клубе — все это за чисто символическую плату. С ее появлением было открыто пианино, стоявшее в пионерской комнате школы и запертое на ключ многие годы, был вызван настройщик из Киева. Дети приходили в пионерскую комнату не то чтобы послушать — хотя бы посмотреть, как играют на пианино. Был куплен большой аккордеон — на случай выступлений вне школы.

С этим аккордеоном связан курьезный случай. Через некоторое время после его приобретения мою жену вызвал второй секретарь райкома партии и отчитал ее за то, что она… в корыстных целях использует школьное имущество (аккордеон) для работы по совместительству в Пионерском клубе. «Если подобная преступная практика не прекратится, — предупредил секретарь, — вы, Белла Абрамовна, будете привлечены к уголовной ответственности». Те обстоятельства, что Белла Абрамовна — единственный человек в Кагановичах, который умеет на этом аккордеоне играть, что ее общий заработок на двух должностях не достигает даже половины ставки учителя младших классов, что, наконец, в Пионерский клуб ходят те же самые дети из той же школы, в расчет приняты не были.

Память моя сохранила еще один курьез, ярко характеризующий нравы тоталитарной эпохи и связанный уже с моей деятельностью. Преподавая русский язык и литературу в Кагановичской школе, я стал вести там (разумеется, абсолютно бесплатно) кружок художественного чтения — дала-таки себя знать «театральная отрава»! Через некоторое время школа (а точнее, наша с женой деятельность) вытеснила Дом культуры из районных мероприятий, посвященных знаменательным и праздничным датам. Поэтому сценарий литературно-музыкальной композиции, посвященной 80-летию со дня рождения Ленина, райком партии потребовал от школы. Уже к февралю сценарий был готов, представлен директором школы в райком и вскоре возвращен — всего с одним замечанием.

— Как же это мы с вами так опростоволосились, Леонид Исаакович?! — сказал директор, вызвав меня к себе в кабинет.

— Забраковали? — спросил я.

— Нет, — ответил директор, — но сценарий готов только наполовину. Поймите, там ведь нет ничего о товарище Сталине. А товарищ Сталин — это Ленин сегодня. Нужна вторая часть, которая по объему и значению будет равна первой части.

Могли ли быть здесь возражения?

* * *

Между тем мы едва сводили концы с концами, и полная неустроенность на протяжении трех лет вынудила нас вернуться в Киев, где мне осенью 1953 года удалось устроиться на должность заведующего библиотекой 55-й средней мужской школы (в то время школы в Киеве еще делились на мужские и женские). Вечерами здесь работала единственная на Украине заочная школа глухонемых и слепых для взрослых, где со следующего учебного года мне удалось догрузиться по совместительству преподавательской работой по специальности. А еще через год я уже занимал должность методиста в этой школе (по штатному расписанию должности завуча в заочной школе не было, а выполнявшему обязанности завуча методисту платили гораздо меньше). И только в 1956 году директриса Катерина Денисовна добилась для школы должности завуча.

Катерина Денисовна считала, что должность эта по праву принадлежит мне, но у зава РОНО Молотовского района Семена Никитича Ермоленко оказалась своя кандидатура, и меня он вынудил уволиться.

Случай все-таки помог мне оставить библиотеку и получить учительскую должность в 55-й школе. В это же время я заочно закончил Киевский пединститут им. Горького (ставка учителя с дипломом Учительского института была на 10 % ниже).

Каждый учебный год начинался для меня с того, что под сомнением оказывалась моя учительская нагрузка. В такой ситуации выход был один: идти на поклон к Семену Никитичу. И приходилось идти.

В советских школах в эти годы проходила очередная реформа: одни превращались в неполные средние (восьмилетки), в других — полных средних — открывались одиннадцатые классы. А в Шевченковском (бывшем Молотовском) районе строился новый микрорайон — Сырецкий жилмассив. Туда быстро переселялась часть жителей центра, и в связи с этим таяла наполняемость и сокращалось количество классов в «старых» школах. В этих школах возник избыток учителей, и в первую очередь эта проблема, конечно, коснулась меня. Тем временем новые школы Сырца пополнялись новыми кадрами, как будто проблемы старых кадров в центре не было вовсе.

В довершение ко всему 55-ю школу, где я работал, совсем закрыли, а классы «растолкали» по другим школам. Я оказался в соседней — 155-й, а мой заработок от этого чувствительно пострадал. Когда же директриса 155-й школы попыталась компенсировать мне эту потерю, назначив меня и. о. завуча младших классов (на полставки), то все тот же Семен Никитич Ермоленко тут же передал эту должность бывшему директору другой школы, которого сняли со скандалом за развал работы и растление малолетних. Его как коммуниста и участника Великой Отечественной войны не судили, а перевели в школу рабочей молодежи на ставку преподавателя истории. А Семен Никитич Ермоленко пожалел своего дружка и добавил ему еще полставки завуча, отобрав ее у меня.

Я решил, что разговора с Ермоленко мне не миновать.

Он оказался у себя в кабинете и принял меня сразу, и сразу же, не дав мне сказать ни слова, поспешил заверить меня, что в кратчайший срок найдет для меня дополнительную работу. Но я все же сказал ему примерно следующее. Если бы вы, — сказал я, — были вынуждены отобрать у меня половину зарплаты, чтобы трудоустроить человека, совсем лишившегося работы, я, возможно, отнесся бы к этому с пониманием. Но вы оставили мне полставки, чтобы другому досталось полторы. Где же тогда элементарная справедливость?!

— А ту не було i не буде! — перебил меня Ермоленко.

— Значит, все, что вы говорите в своих публичных выступлениях, взобравшись на трибуну, следует понимать как пустые слова? — спросил я.

Не знаю, что собирался ответить мне Семен Никитич, поскольку в этот момент зазвонил телефон. Он снял трубку, послушал и совершенно неожиданно выпалил, что я остаюсь на прежней должности и могу отправляться на работу. А сам выскочил из кабинета и стал на кого-то орать в соседней комнате. Из его крика я понял одно: приказ о назначении на мое место недавно уволенного директора отменяется, об этом приказе необходимо забыть, как если бы его вообще не было!

А произошло следующее. Моя жена (без моего ведома) отправила телеграмму на имя первого секретаря горкома партии Бойченко о несправедливых и незаконных действиях зава РОНО. Она не знала при этом, что первый секретарь горкома запретил назначать проштрафившегося бывшего директора на какие бы то ни было должности в школах для детей. Семен Никитич нагло нарушил запрет. На момент получения телеграммы Бойченко в горкоме не было. Кто-то телеграмму уничтожил, а Семена Никитича сразу же предупредил о нависшей над ним угрозе. Тот очень испугался и тут же дал отбой.