Читать книгу - "Сказание о Старом Урале - Павел Северный"

В пределах городских стен находилось озеро. Большая часть строений городка размещалась по его берегам, среди высоких елей. Озеро невелико, но глубоко, питается студеной водой из родников, бьющих по склонам холмов, тоже охваченных кольцом городских стен.

На маковке самого высокого из этих холмов срублена дозорная вышка, с нее открыт и сам городок, и заречье с лугами и болотами.

На укромной полянке с елочками, неподалеку от дозорной вышки, сидели весенним вечером на бревне строгановский воевода Досифей и старик охотник Спиря Сорокин, по прозванию Суседко, то есть домовой.

У Досифея, сменившего в воеводском звании рясу на опашень, схваченный застежками-пряжками на груди, сильно поредела борода. С прошлой зимы стали выпадать из нее волосы, может, от немочи, а может, и от скорби: сильно мучила Досифея совесть перед хозяином, Семеном Строгановым – не мог себе простить Досифей побега Игвы и Костромина из косьвенского острога.

В городке, на бережку озера, девушки, окончив дневные хлопоты, водили хороводы. Их звонкие песни доносило то слышнее, то тише. Собеседники нет-нет да прислушаются. Спиря Сорокин – седой, сгорбленный, одет по-вогульски, в зипуне из звериных шкур, кожаных штанах и обутках. В город он приехал, чтобы рассказать Досифею о некоем своем открытии, диковинном чуде на Медвежьем острове. Этот остров, глухой, никем не населенный, делит Каму на два рукава выше устья Чусовой. Досифей уже выслушал рассказ Спири, но поверить решительно не может. Вместе с тем он отнюдь не намерен обидеть Спирю явным проявлением недоверия. Ведь старик Спиря – личность необыкновенная и немаловажная. Это старожил края, из самых давних пришельцев на Чусовую и вдобавок человек, водящий дружбу со всеми племенами вогулов и их соседей – остяков, пермяков, вотяков. Лесные люди верят, что Спире благоволят священные духи, что он может с их помощью отнять или, напротив, дать вогульской семье благополучие: теплое зимовье, удачу на промысле и благоденствие в чуме. Вогулы видят в Спире как бы живое воплощение домового, оттого и прозвище – Суседко!

Оба собеседника помолчали, прислушиваясь к песням и хороводам на берегу озера. Спиря исчерпал запас доказательств насчет истинности своего рассказа, однако чувствовал, что Досифей не победил своих сомнений. Он спросил сокрушенно:

– Ужели, досточтимый воевода, слова мои за сказку принял?

– Нет, почему же за сказку? Просто сижу, размышляю о слышанном.

– Так и чуял, идя к тебе, что не дашь веры сказанному.

– Постой, постой, друг Спиря! Как мог бы я, уважая тебя, проявить недоверие к твоим словам? Но ты тоже прими в расчет, что воеводы не вольны необычные вести вслепую на веру принимать, чтобы потом в дураках не оказаться. Понять не могу, как же это все получиться могло.

Досифей встал и знаком пригласил смущенного собеседника последовать за ним.

– Ладно, вот что, Спиря! Дело-то нешуточное. Дойдем до хозяина. Сам ему обо всем и поведаешь. Поглядим, поверит ли. Хватит у тебя храбрости Семену Аникьевичу все рассказать?

– Хватит.

– Не ударь лицом в грязь! Наш хозяин тебя своим уважением не обходит. А ведь он – Семен Строганов! Давай подумай еще разок: не во сне ли тебе все это померещилось? Пора сейчас весенняя, нечистая сила резвится, радешенька над людишками надсмеяться.

– Вот тебе крест, воевода Досифей, наяву все видел.

– Ну, гляди! Значит, идем к хозяину.

Перезимовав в Кергедане, Семен Строганов после ледохода приплыл в чусовские городки, навестил воеводу Голованова, а на житье стал у Досифея. Собирался Семен осмотреть за лето притоки Чусовой, побывать на их истоках, а в проводники выбрал себе бывалого жителя чусовских лесов, охотника Спирю Сорокина.

Семен слушал с крыльца хороводные песни, когда Досифей и Спиря подошли к воеводской избе.

– Дозволь, Семен Аникьевич, новостью затейливой тебе слух потешить. Только упреждаю: ежели сказанному не поверишь, на меня не серчай. С новостью этой Спирька Сорокин из лесов прибежал.

– В избу ступайте. Садитесь. Говори, Спиридон.

– Ну, слушай, милостивый хозяин. Позавчера под вечер заплыл я из Чусовой в Каму и поднялся до Медвежьего острова. Место это на реке знаешь какое глухое? Прямо скажу: зачурованное местечко! На острове нечистая сила всегда водится.

– Зачем тебя туда понесло?

– Причина была: воевода Голованов послал меня гусиных и лебединых яиц насбирать, хочет ручных лебедей и гусей домашних в крепости завести. Я и подался на Каму.

Бережки Медвежьего острова не везде каменисты, есть низины. Там лебеди гнезда вьют. Подплыл я на закате, гребу потихоньку вокруг острова, поглядываю, где лебединые гнезда. Их не сразу заметишь. Стали попадаться гнезда, набрал я по яичку из каждого, всего пять или шесть. Сложил их в теплую шапку, сверху овчинкой прикрыл и уже в обрат подаваться решил. Вот тут-то и обмер я до морозу в теле: веришь ли, чью-то песню услыхал! Вот те крест, хозяин. Слышу, будто поет девушка. Даже слова разобрал, наши, русские, родные. Пристал я живо к берегу, заплыл в кусты да и притаился.

Видать мне было за береговыми валунами лесную опушку и начало тропинки. Оттуда и песню доносило, пока не смолкла она. Хрустнула там, на тропинке, веточка, и тут я углядел такое, что лоб сразу намок. Вышла из лесу на закатное солнышко седая монахиня с посошком, а с нею девушка, молоденькая совсем. Вышли обе на бережок, тут молодая опять запела. Поет, а сама Камой из-под руки любуется. Сели потом на камень, стали разговаривать, только мне уж не слышно.

Семен вопросительно посмотрел на Спирю.

– Чего замолк?

– Девушкин лик вспомянул. Пригож! Волосы – будто спелая рожь, а очи – что васильки в ней...

– Что ж дальше-то было?

– Посидели они на бережку и опять ушли по тропке в темень леса. А я живым духом выбрался из засады и подался на Чусовую, к тебе.

– Кому о виденном сказывал?

– Никому.

– Дельно поступил.

– Неужто думаешь, хозяин, что Спиридон на острове явь видел? – спросил Досифей с досадой.

– Гадать не станем, сами поглядим. Завтра туда, как светать начнет, в лодке подадимся.

– Поверил, будто монахиня с девушкой на Медвежьем острове одни живут? Пустое это все. Не езди, хозяин! Ты, Спиря, мои слова в обиду не прими, только неспроста там приманка эта положена. Либо сила нечистая, либо хитрость вражья.

Строганов пристально глядел на Спирю.

– А больше никаких там людей не видал?

– Никого там нет, иначе дым замечен был бы или сети на берегу. Говорю, одни они там – девушка и старуха.

Семен Строганов велел Досифею наутро приготовить ладью и прихватить лишнего человека для тайного похода.

– Ратников лучше взять.

– Без них обойдемся.

– Воля твоя, хозяин, но опасаюсь засады. Ни за что не поверю, чтобы две честные женщины одни в эдаком проклятом месте объявились.