Читать книгу - "Темные воды Тибра - Михаил Попов"

Сулла протянул руку за спину, и тут же Карма вложил в нее специально оснащенный пергамент.

– Вот! – крикнул Сулла, высоко поднимая пергамент над головой.

– Что это?!

– Что это?!

– Что это?! – разными голосами – от визга до рева – интересовалась вооруженная толпа.

Именно толпа.

Под воздействием возбуждения строй постепенно утрачивался, стоявшие в отдалении и плохо слышавшие то, о чем говорилось, стремились подобраться к башне поближе, чтобы обсуждение важнейших вещей – а всем было понятно, что именно о таких вещах шла речь – не прошло без них.

Суллу это устраивало. В толпе утрачивается власть трибунов и центурионов, даже деканы не в состоянии толком манипулировать своими десятками.

У этой толпы оставался один командир, тот, кого знали все, тот, кто сейчас возносился над ними.

– Марий и Сульпиций решили вас наказать. Вы не будете участвовать в походе против Митридата. Азию ограбят без вас.

– Не может быть!

– Не-е-ет!

– Скоты!

– Клянусь Юпитером…

– Откуда это известно?!

Но вопросов было мало, больше вспышек яростной брани и требований расплаты.

Сулла продолжал, голос его звучал как букцин, как рог, как тот глас над Палатином, о котором писали из Рима.

– Сульпиций и Марий уже собирают новую армию. Марий теперь – проконсул всей Азии, и сокровищницы Митридата теперь принадлежат только ему и его новым солдатам.

Поднялся такой крик, будто у каждого, кто стоял подле башни, только что вытащили из кармана кошелек со всеми его многолетними сбережениями. Азия, о Азия! Эта главная героиня всех солдатских и офицерских снов. Край несметных богатств и слабосильных царей, нежных наложниц и трудолюбивых рабов. Только бы добраться, только бы вонзить меч в азиатский берег – и можно считать, что боги полюбили тебя.

И это хотят отнять!

Сулла стоял с высоко поднятым пергаментом. Легат второго луканского легиона Гай Требон осторожно взял консула за плечо и робко спросил, что это за документ.

– У меня спрашивают, – раздраженно сбросил руку легата, – у меня спрашивают, что это за письмо. Это постановление сената о назначении Мария проконсулом, о роспуске кампанской армии. Если хотите, можете убедиться сами.

Тысячи рук протянулись снизу.

Сулла дождался порыва берегового ветра и бросил пергамент в толпу, он подчинился неизвестным в ту пору аэродинамическим законам, воспарил, застыл на мгновение, как недостижимая мечта, над головами тысяч и тысяч обманутых (во всех смыслах) людей и резко спикировал в море, над которым высилась башня.

Поскольку на глазах у воинов перед этим происходило хоть и невнятное, но все же выяснение отношений между Суллой и кем-то из легатов, то толпа сразу и бесповоротно решила, что исчезновение ценнейшего документа есть вина одного из высших офицеров. Что подозрительно.

– Что ты наделал?! – Сулла закричал на легата Требона голосом, никак не уступавшим громовому.

Обвинение было столь неожиданным и нелепым, что даже бывалый вояка растерялся, а есть в жизни ситуации, когда растерянность служит подтверждением вины.

– Видите, видите! – обратился консул к солдатам, плотной разгоряченной массой столпившимся у подножия стены. – И в наш собственный лагерь прокралась измена.

Требон, краснея, бледнея, идя пятнами, попробовал оправдываться, но это тоже было бесполезно.

Абсолютно.

Толпой надо уметь управлять, владеть. Ей ничего нельзя доказать, тем более – объяснить.

Сулла велел немедленно достать сенатское послание, дабы все могли прочитать, что в нем написано.

Несколько смельчаков тут же бросилось с обрыва в море по следам важнейшего документа. Но он, увлекаемый золотым балластом, свернувшись в пергаментный штопор, стремительно уходил в глубину.

Один из смельчаков оказался не слишком умелым ныряльщиком. Зацепившись босой ногой за корневище береговой сосны, он ударился головой о выступ скалы.

Это произвело неприятное впечатление на собравшихся.

Сулла, ни на минуту не теряя самообладания, уже кричал:

– Вот она, первая жертва сенатского заговора. Это дело и твоих рук. Гай Требон, взгляни, что ты наделал, если способен честно смотреть правде в глаза!

Полнокровный престарелый мужчина сумел в ответ только открыть каменеющую пасть, взмахнуть рукой и беззвучно завалиться на спину.

На руки совершенно сбитых с толку офицеров.

Все они попали теперь в трудную ситуацию. Они не могли поверить в то, что Гай Требон вошел в сговор с Марием Сульпицием и сенаторами; если бы он попробовал оправдаться, они встали бы на его сторону, но он повел себя как уличенный. Только тот, чья совесть нечиста, умирает от брошенного в лицо обвинения. Так, по крайней мере, гласит латинская народная мудрость.

У них не было позиции, которую можно было бы защищать. Они просто посторонились, давая возможность Сулле делать все, что он сочтет нужным. А он считал необходимым и разумным делать то, чего в данный момент требует от него толпа, еще час назад называвшаяся кампанской армией.

– На Рим!

– На Рим!!

– На Рим!!! – Крики эти подкреплялись вознесенными к небесам копьями, топорами и мечами.

– Я поведу вас на Рим! – сказал Сулла. Но он был услышан. И это вызвало бурю радости среди собравшихся. Никто и не заметил, как ситуация повернулась таким образом, что не консул подстрекает своих солдат нарушить закон, а солдаты умоляют высшее должностное лицо в государстве сделать это.

Сулла повернулся к офицерам, молча и растерянно стоявшим за его спиной с телом Требона у ног.

– Если кто-то не сочтет возможным ко мне присоединиться в этом справедливейшем начинании, я не буду на него в обиде.

– Римская армия не может войти в Рим, – бессильно прошептал какой-то молоденький центурион.

Консул просверлил его синим огнем прищуренных глаз.

– А если Рим по горло погряз в нечистотах, если Римом правят убийцы и воры, если бесчестье и подлость царят в нем – что остается римской армии?!

Более не оборачиваясь, консул пошел в направлении казарм.

Поход предстоял внезапный, но, как ему отлично было известно, тщательнее всего следует готовить именно внезапные походы.