Читать книгу - "Право записывать - Фрида Вигдорова"

Аглая Гавриловна Березкина

– Двадцать пять лет я работала заведующей детсадами. Ничего, кроме благодарностей, не имела. И вот, после статьи Оболенского в «Московской правде», уволена с формулировкой «Не пригодна». В статье написано (читает): «То ли импозантная внешность, то ли воркующий тембр голоса производили впечатление, но ее всегда ставили заведующей» – зачем же так оскорблять? Импозантная! А все клеветница Коровенкина – она была воспитательница, а я ее уволила за поножовщину и пьянку. Она в отместку стала клеветать, и вот клевещет, клевещет, не может остановиться. А всё дело в том, что инспектор Левитина меня невзлюбила. Разве ж я виновата, что помповара захватила с собой на дачу три котлеты, а родители увидели и поволокли ее в милицию с теми котлетами и составили акт. А может, она в тот день не обедала и потому захватила три котлеты, хотя ей полагается две? И вот Коровенкина наклеветала, и Телушкина, и Ларюшкина, а зав. роно издал такой приказ, что после него хоть удавись. А Оболенский пишет, что внешность импозантная… За что же так оскорблять человека?

Никто не хочет помочь

Плачет, едва начав говорить:

– Вы видели фильм «Человек, которому нужна любовь?» Так вот, я такая мать, какая там описана… не пью, не гуляю, но я плохая мать, я сама во всем виновата, но что делать – не знаю. Мои дети бьют меня. А прежде били бабушку.

История моей жизни такая: первый муж погиб в Германии в сорок шестом году. Погиб и погиб. Через пять лет я вышла замуж вторично. Ну, а второй муж – сами понимаете, это муж двоюродный, не родной. Двоих детей от первого брака моего не захотел признавать. Одно время они жили у бабушки, а потом я была вынуждена взять их к себе, и тогда второй муж меня оставил. Оставил и оставил – с моими двумя и с одним, которого я родила от него. Ушел. И стали дети меня поколачивать. Дочке Лене – двадцать один год, сыну Лене – девятнадцать. Маленькому – двенадцать.

Чего хочет от меня дочь? Она хочет, чтоб – купить, приготовить, отсутствовать. Купить – могу. Приготовить? Не хочу, но могу, но отсутствовать??? Нет, нет, нет! Не хочу! Не могу! И что же я получаю в ответ? Синяки! Матюги! Матюги! Синяки! (Рыдает.)

Дочка Лена – сколько горя я от нее вижу! Такая шелопутная девка! Она об занавеску вытирает помаду с губ, ну как мне жить после этого? Моя мать просит, чтоб Лену прописали к ней, так и пишет: «Прошу прописать, а то как бы не пошла по рукам». И пойдет! И пойдет!

Вы поглядите только, как прятать приходится! (Срывает с шеи шнурок, на шнурке – не крестик, как я подумала, а ключи – от дверей, сундука, шкафа.) Надо уйти из жизни. Пробовала. Не вышло. Не вышло и не вышло. Всё. А маленького сына Алешу надо определить к Кащенко. Псих. Бьет вещи. Всё разносит в пух и прах. И когда-нибудь меня убьет. Никто мне не помогает. Все чем-нибудь прикрываются – должностью, партийным билетом, а помочь никто не хочет.

И вы не захотите, и вы не захотите!

За смертью Носова

Ольга Зименкова

– И суп варишь, и газету читаешь, и пеленки – всё тут, в одной комнатке – шесть метров, четыре человека: мы со стариком, дочка, внучек. А вы вдумайтесь, что за площадь, ведь там уборная была, по-теперешнему туалет, ну да, уборная в школе. Только унитазы сняли. Пол цементный, трубы эти… Как их… Кана-ли-зационные, что ли. Ну да, трубы от уборной – тут же. От них такая сырость. Ржавые. А от пола цементного – холод идет.

Все сулят, а толку нет… Тут один помер – Носов. Мне говорят – за смертью Носова освободилась комната, может, предоставим. Но райсовет чего-то комбинировает, комбинировает, а нам не дает…