Читать книгу - "Последний кайзер. Вильгельм Неистовый - Джайлз Макдоно"

15 ноября в официальном «Имперском вестнике» появилось сообщение о серьезной болезни кронпринца и его решении не подвергаться ларинготомии. Для сведущих это означало: наследник престола обречен, жить ему осталось недолго. Маккензи все еще суетился — 15 декабря он вновь был у постели больного. В январе 1888 года у Фрица поднялась температура, началось нагноение, дыхание стало зловонным. Образец отхарканной ткани был послан Вирхову, тот вновь не обнаружил в нем раковых клеток. Больной по-прежнему не соглашался на радикальную операцию, но готов был пойти на удаление голосовых связок.

Его старший сын в это время оказался в центре нового скандала, результатом которого стало резкое ухудшение его отношений с Бисмарком. 28 ноября 1887 года Вильгельм присутствовал в качестве председателя на состоявшемся в доме Вальдерзее сборище сторонников Адольфа Штеккера. Об этом проповеднике идей христианской любви как альтернативы социализму уже говорилось выше. К описываемому времени его активность усилилась. Штеккер посещал дома бедняков, тюрьмы, ночлежки, призывал их обитателей вернуться к Богу и подкреплял свои проповеди раздачей бесплатных лепешек. Воззвания его отличались высоким пафосом: «Нищета берлинских трущоб вопиет к милости Господней! Я призываю каждого христианина — к борьбе! Помогите мне! Я не могу сделать это один!» Казалось бы, ничего особенного — если бы не его отношение к евреям. В 1879 году он сформулировал «Наши требования к современному еврейству», которые сводились к лозунгу: «Побольше скромности, побольше терпимости, побольше равенства». Внимание общественности привлекли его выступления в прессе — нападки на «еврейское засилье» и на «бесчувственный капитализм», который, как он считал, являлся отличительным признаком «еврейской расы». Некоторые комментаторы отмечали, что антисемитизм Штеккера носил политический, а не расовый характер. Теолог-евангелист Фридрих фон Бодельшвинг утверждал, например, что «Штеккер никогда не нападал на еврейскую религию, напротив, врагами для него были евреи-безбожники, отринувшие веру своих предков и объединившиеся с христианами-отступниками в общей ненависти к кресту, трону и алтарю». Как бы то ни было, движение Штеккера стало центром притяжения радикально настроенных антисемитов.

Вильгельм поддерживал движение, вероятно, под влиянием своей супруги Доны, которую вовлекла в него жена Вальдерзее, воспитанница американской секты возрожденцев. Дона примкнула к движению Штеккера еще в 1882 году. Вильгельм вспоминал «ужаснувшие меня описания нищеты берлинских трущоб», которые он, по-видимому, слышал от жены.

В отличие от Бисмарка, который называл Штеккера лицемером в собачьем ошейнике (намек на его пасторский воротничок), Вильгельм был очарован пастором, даже сравнивал его с Лютером. Участие принца в мероприятии «Городской миссии» Штеккера в момент, когда против того было возбуждено несколько исков за оскорбления по адресу журналистов, вызвало громкий протест общественности. Вальдерзее утешил Вильгельма: не стоит обращать внимания, вся пресса — в руках евреев. Эйленбург тоже поддержал антисемитский настрой своего августейшего приятеля. Под их влиянием принц начал просто «терять голову». 8 декабря во время очередной охоты он заявил министру Путткамеру о необходимости «заткнуть глотку» еврейской прессе. Тот, как и следовало ожидать, ответил, что при существующем правопорядке это невозможно. Реплика Вильгельма: тогда к черту такой правопорядок!

Пресса продолжала неистовствовать. Через неделю, на охоте, Герберт Бисмарк прямо посоветовал принцу прекратить поддержку Штеккера, то же сказал и Либенау. Наблюдавший эту сцену Вальдерзее философски отметил в своем дневнике: «Ничего не поделаешь, евреи всех опутали». Вскоре рептильная пресса Бисмарка, в частности «Норддейче альгемейне цейтунг», открыла кампанию против Штеккера. Под ударом оказался и сам Вильгельм. Дело выглядело так, что канцлер замышляет новый «культуркампф», на этот раз против лютеран. Передавали приписываемые ему высказывания: «Теперь главная опасность — это протестантские попы», «Мы не хотим, чтобы нами правили бабы и попы».