Читать книгу - "Честь - Никому! Том 3. Вершины и пропасти - Елена Семенова"

Тянулись скучной вереницей русские сёла, куда более бедные и унылые, чем южные. Крестьяне озлобленно говорили о большевиках, иные вступали в ряды армии. Но, в общем, пополнений мало было, и это тревожило. Курск почти не дал людей. Тамошние офицеры, отравленные дурманом кокаина и алкоголя, не ведали традиций Добровольцев, были чужды их духу и могли вносить лишь растление в их ряды. Чем дальше продвигались вглубь России, тем ядовитее делался воздух, тем тяжелее было противостоять ему.

Шли, как водится, с боями. После одного из них привелось наблюдать мерзкую сцену: на дороге лежал убитый красноармеец, которому отменный удар шашки снёс полчерепа, неподалёку валялась и фуражка его, подбежавший мужик радостно схватил её, выкинул на землю бывшие в ней мозги и тотчас надел себе на голову, при этом по лбу потекла струйка крови…

– Мерзавец! – вырвалось у Родионова, сбледнувшего с лица от этого зрелища и приложившего ладонь ко рту, словно его тошнило. – В ногайки бы его!

– Вот-с вам народ-богоносец, – хмыкнул Бенинг, ехавший рядом на одной из подвод.

– Ну, не стоит, доктор, одним паразитом весь народ мерить, – не согласился Лёня.

– Если бы паразит был один, мы бы не варились в этом кровавом месиве третий год подряд!

Единственной отрадой стали для Арсентьева письма Ксении. Она писала ему даже чаще, чем он ей. И были её письма умны и глубоки, чего сложно было ждать от юной барышни. Писал и Ростислав Андреевич. Поначалу с трудом: отвык от писем, да и не окружающую же грязь было описывать! А потом легче пошло, делился многими мыслями. Как-то во время стоянки к подполковнику заглянул Родионов. По смущённому виду поручика Арсентьев угадал, что тот имеет к нему какой-то не совсем обычный разговор.

– Что вам, Леонид Анатольевич?

– Простите, Ростислав Андреевич… Разрешите вопрос?

– Слушаю вас.

– Вы ведь переписываетесь с моей сестрой, да? – пылали нежные щёки Лёни, неудобно ему спрашивать было.

– Да, а вам это не нравится?

– Нет, нет… Что вы… Вы же знаете, Ростислав Андреевич, как я вас уважаю. Вы для меня…

– Оставим славословия.

– Как скажете. Просто я хотел спросить, насколько серьёзно вы относитесь к ней. Всё-таки она мне сестра.

– Леонид Анатольевич, я очень уважаю вашу сестру, как мудрую, щедрую и чистую душу. Я понимаю ваши опасения и даю вам слово, что никогда и ничем не оскорблю и не обижу Ксении Анатольевны.

– Спасибо вам, Ростислав Андреевич, – расцвёл поручик. – Вы меня успокоили! Нет, я и не сомневался, вы не подумайте! Просто я очень люблю Ксюшу. Мы с ней всегда были особенно близки. Поэтому…

Объяснение было прервано явившимся капитаном Ромашовым. Виктор Аверьянович только что прибыл из отпуска и с тем предстал пред ясные очи командира. Ромашов был самым красивым офицером батареи. Былинный молодец – кровь с молоком! Любо-дорого посмотреть. Сила и здоровье, ни единой пулей за две войны не попорченное, через край хлестало. От женщин этому красавцу, само собой, не было отбоя. Да и он никогда не против был утешить своим присутствием какую-нибудь сдобную вдовушку.

– Рад вас видеть, Виктор Аверьянович! – Арсентьев поднялся навстречу. – Ну, что тыл?

– Да, что там, в тылу? – подхватил Родионов. – У нас часть за частью отнимают для борьбы с каким-то Махно! Неужели никак нельзя самим справиться с какой-то шайкой разбойников? Или в тылу людей не осталось, способных носить оружие?

– Действительно, режут нас по живому. И без того нам людей не хватает так, что воюем чудом. И умением. По-марковски. А от нас ещё требуют части на этого бандита! Только что шесть полков на внутренний фронт вытребовали, а чем прикажут Москву брать?

– Рассказывайте, господин капитан! Что там?

Виктор Аверьянович важно расположился на стуле, закинув ногу на ногу, и на вопрос Родионова ответил одним единственным непристойным словом, которыми мастак был жонглировать.

– А подробнее? – осведомился подполковник.

– Работает вовсю тыл, – фыркнул Ромашов. – Одни сидят в канцеляриях и стучат на машинках не хуже, чем мы на пулемётах. Другие спасают Россию за чашечкой кофе! Рестораны и улицы гудят народом, а взять в руки винтовку – это, видите ли, некому! У каждой сволочи в кармане белый билет или свидетельство о том, что он незаменимый специалист по спасению России! Ну, и спекулируют, конечно, чем только можно… – и ещё одно веское слово употребил, обозначив им всех засевших в тылу.

– Куда же Деникин глядит со своими боярами? – ахнул Лёня.

– Гнать надо в… три шеи этих бояр! На старых дрожжах теста не поднимешь. А Деникин, как старый кот, который спит, когда мыши пляшут у него под носом.

– Помилуйте, Виктор Аверьянович, да что это вы! Нельзя же так! Ведь армия побеждает! Ещё немного – и мы будем в Москве!

– В самом деле, господин капитан. Обсуждение командующего – не дело армии. Мне понятны ваши чувства, но прошу не высказывать таких мыслей при подчинённых, – сказал Арсентьев.

– Я-то не выскажу. Да только скоро они сами нам эти мысли высказывать станут, помяните моё слово.

Нехорошо, нехорошо было всё, что Ромашов рассказывал. Если уже этого жизнелюба тревога взяла, значит, неладное что-то творится. Да Ростислав Андреевич и сам видел. Старых кадров всё меньше оставалось в Добровольческой армии. Их места занимали красноармейцы, присылаемые из тыла в качестве пополнений. Мало того, какого нутра были эти пополнения, так ещё же полураздетые! Ни обуви, ни шинелей! Стребуй потом с них корректного отношения к пленным и мирному населению! Сам ещё в Курске требовал у одной интендантской крысы сапог:

– Того гляди, снег начнётся, и как, по-вашему, мои люди будут работать при орудиях?!

А дела не было сему мерворождённому – как. Не его дело. Чах, как кощей, над своими складами…

И пошлёпали на босу ногу по раскислой осенней грязи, под проливными дождями зарядившими, прямясь перед ледяным ветром, сгибавшим в дугу оголённые деревья и игравшим, точно мячами, перекатиполе среди помертвевших равнин. И враг не так страшен был! Враг меньше жизней отнимет, чем пневмония и тиф…

Даже крестьяне замечали беженское положение освободителей, жалели, предлагали помочь вещами. И блазно было согласиться, но отказывались, жалея, в свою очередь, крестьян. Бог знает, какая судьба станется, а прознают комиссары, что крестьяне помогали Добровольцам – несдобровать им. Всё ж таки потихоньку приносили: кто сапоги, кто валенки, кто тулуп – как погорельцам.

– Что же это вы отказываетесь, родненькие? Да ведь измёрзнете все!

– Ничего! Мы, Марковцы, непромокаемые и непромерзаемые! – отвечали с бравадой, а у самих зуб на зуб не попадал от холода.

Шли, тонули в серой беспросветной мгле и, вот, вышли к Орлу. И взяли его первого октября, но тут-то и пошла Настя по напастям, тут-то и застопорились…