Читать книгу - "Честь - Никому! Том 3. Вершины и пропасти - Елена Семенова"

– Боюсь, Ростислав Андреевич, что такую махину за час нам не одолеть, – заметил доктор Бенинг, пожилой, флегматичный военврач. – Мой старший брат в своё время увлекался хождениями в народ. Они пытались объяснить крестьянам, что борются за их счастье. Мужики частенько бежали от них, как от чумных.

– От большевиков не побежали…

– Разумеется. Потому что народники были идеалистами, а большевики – прагматики. Мы тоже идеалисты…

Ну и дела! Сражались и гибли за Белую идею, а выразить её не умели, словно немчины! Впору за голову было хвататься.

– Белая идея – это идея свободной жизни в освобождённой стране… – неуверенно произнёс Родионов.

– Неплохо, поручик, – одобрил Арсентьев, – но мало. Мало…

Бесплодно прошли три часа, и явившийся староста доложил, что крестьяне собрались и ждут. Ростислав Андреевич со вздохом скомкал исчирканный лист бумаги и, тяжело оседая на трость, отправился на встречу с массами.

Собрались на площади у церкви. Кажется, вся деревня пришла: от ветхих старцев до младенцев, которых притащили с собой бабы. Будто бы не подполковник Арсентьев держал речь перед ними, а сам генерал Деникин. Ростислав Андреевич одиноко возвышался в седле перед замершим в ожидании его слов народом. Никогда прежде не приходилось говорить ему речей. А тут – изволь! Да без подготовки! Да перед мужиками! А ведь от его речи зависело теперь, поверят ли эти полторы сотни человек белому делу… А ещё каким словом обратиться? При нынешней чехарде? «Граждане» – казённо. «Друзья» – слишком демократически. Ах, вот, пожалуй…

– Соотечественники! Я не являюсь политиком или агитатором. А простой армейский офицер, прошедший две войны, а потому говорить с вами буду просто и откровенно. Начну с того, что скажу прямо: я не считаю вас бедными. Я не видел в вашем районе ни одного бедняка. Скажите честно, вы сами можете, не погрешив против совести, назвать себя бедными?

Мычали нечленораздельно, соглашались, что, в общем, прав господин офицер: не голодуют у них.

– Я понимаю, что всегда чего-то не хватает, всегда хочется чего-то ещё. Но нынешнее ваше благосостояние вас удовлетворяет, не так ли? Стало быть, первая и главная цель – защитить его, сохранить, чтобы затем и приумножить таким же честным трудом, как и прежде.

– Верно! Верно!

– Что для этого нужно? Порядок! Вспомните Тринадцатый год! Не тогда ли богатели вы? Не тогда ли покрывали крыши железом? Не тогда ли приобретали и копили блага для детей и внуков? Не тогда ли жили в мире, взаимной любви и благоденствии?

– Было такое, ваше благородие! Хорошее времечко было!

– Это было при Царе. Но не стало Царя, и пришли самозванцы, которые внесли сумятицу, разлад и страх. Теперь никто не может поручиться за свой завтрашний день, никто не может быть уверен, что плоды труда его не будут отняты. В этом повинны большевики, которым необходим беспорядок для укрепления личной власти. Коммунисты презирают крестьян, как людей второго сорта. Отнимают урожай, угоняют скот. Для них не существует никакого права. В том числе права на собственность, на землю, на плоды своих рук. Они говорят о справедливости, но что это за справедливость, которая начинает с того, что насилует, грабит и убивает? Мы уже вспомнили Тринадцатый год. То золотое время возможно возвратить, если будет установлен прочный порядок, обеспечивающий законность, свободу труда и неприкосновенности жизни и имущества всякого трудящегося человека. Во имя этого мы и сражаемся. Именно этот порядок несёт Белая армия! Теперь вы можете спрашивать меня обо всём, что вас волнует, я постараюсь ответить… – по реакции людей видел Арсентьев, что слова его достигали цели. Слушали внимательно, утвердительно кивали головами. Да и сам Ростислав Андреевич чувствовал, что говорил хорошо, вдохновенно. Вот, только о чём станут спрашивать? Подобрался весь внутренне. На вопросы-то ещё меньше готов был он отвечать…

Но не пришлось отвечать практически. Вопросов мало было, а больше рассказывали люди о наболевшем, подтверждая правду слов подполковника и о светлых днях довоенных, и о бесчинствах красных.

– Они не только скотину, они и хлопцев наших угнали!

И завыли бабы в голос.

– Когда б мы раньше знали, что такое Белая армия, то наши бы хлопцы не ушли с ими!

– Ваше благородие, а, может, вам провиант требуется, али ещё что? Вы скажите – мы пособим!

Вот так победа была! Покрупнее военных! Вот, так и разговаривать с народом! Без страха! Откровенно!

После двух часов разговора Арсентьев возвратился к себе. Ожидали его Тоня, Родионов и доктор, штудирующий том Эдгара По. Остальные офицеры разошлись по своим частям.

– Как, господин подполковник? – вытянулся поручик, глядя нетерпеливо.

– Отлично! – ответил Ростислав Андреевич, устало опускаясь на стул. – Не ожидал от себя таких агитаторских способностей!

– Об Учредительном собрании спрашивали?

– Поручик, кому нужно ваше Учредительное собрание! А, вот, когда я говорил о Царе, то встретил полное сочувствие и понимание! Я всегда уверен был, что наш народ – монархист. И лозунг о возрождении монархии должен был украшать наше знамя.

– Не переоценивайте сознательность масс, – сказал Бенинг. – Лозунги большевиков они встречают с равным сочувствием.

– Но не лозунг об Учредительном собрании! Мы не разговариваем с массами, и это плохо отражается на нашем деле.

– Простите, Ростислав Андреевич, но я не склонен рассчитывать на сознательность масс. Что есть массы? Хоры. И только. Массы не обязаны понимать, разделять, участвовать… Для этого есть узкая группа, знающих и понимающих. Мы. И мы должны направлять массы.

– Ваши суждения, дорогой доктор, отдают большевизмом, – заметил Лёня.

– Однако, доктор, если даже встать на вашу точку зрения, то нельзя отрицать необходимости работы с массами. Иначе как их направлять? Огнём и мечом? Мы не только должны сформулировать для себя сущность Белой идеи, но стать живым воплощением её. Примером. Массы должны видеть отражение её в сильной и мудрой власти, в честных исполнителях её воли. Наш моральный облик должен быть достоин нашей идеи.

– Скажите это Галузину, – хмыкнул Бенинг.

– Галузин будет уволен, я этого добьюсь. Я не позволю больше этому шакалу разлагать мне солдат.

– А с остальными Галузиными что вы делать будете? С теми, что высокие посты занимают? И где взять сильную и мудрую власть? Антерну, я не вижу ни силы, ни мудрости в её действиях.

– Увидите, доктор, когда до Москвы дойдём, – беззаботно бросил Лёня.

Арсентьев промолчал, понимая, что в суждениях Бенинга немало справедливого.

С момента своего первого выступления перед крестьянами Ростислав Андреевич стал больше прислушиваться к настроениям селян освобождаемых областей, чаще разговаривать с ними. По мере продвижения вглубь России настроения эти становились всё более враждебны большевикам. Здесь уже не спрашивали, что такое Белая армия, здесь слишком знали, что такое армия Красная. И прорывалось не раз накопившееся чувство: