Читать книгу - "Дядя Джо. Роман с Бродским - Вадим Месяц"

Перетаскиванием камней я занимался и после ухода из Стивенса и перемещений по стране из штата в штат. Убийство Крюгера, смерть Дяди Джо, Ельцина и Фиделя Кастро никак не повлияли на мой выбор. Я составил план того, что должен сделать. И его выполнил. Гордости по этому поводу не испытывал. Мне казалось, что я выполнил часть предначертанного мне и сейчас, отслужив, могу отдохнуть. Или подурить как-то иначе. Не случайно же я прилетел в родной город записывать свои песни.

Кладбище к моменту нашего его посещения с Васей Вертинским было законсервировано. Кое-где еще осуществлялись подзахоронения, но службы не работали. На могиле у друга моего детства Евгения Пельцмана я был очень давно, однако место нашел без труда. Он был похоронен в еврейской части погоста, а она здесь небольшая.

— Помянуть решил? — спросил меня Вася с надеждой.

— Не пью уже лет десять, — сказал я. — Ресурс исчерпан.

— Болеешь?

— Типа того.

Поначалу я хотел положить все собранные за жизнь каменюки в Иерусалиме, у храма Гроба Господня. Здесь, на Голгофе, воскрес Первенец из мертвых, да и первочеловек Адам похоронен у ее подножия. Мысль вывалить священное добро на могиле старого друга возникла сегодня. Зря я, что ли, приперся в родные края? Евгений Пельцман тоже был человеком колена Израилева и, хотя из мертвых не воскресал, моего участия в посмертной жизни заслуживал. Он погиб, разбившись на машине по дороге из Энска в Томск. Обкуренный водила, который вез его с подругой и маленьким ребенком, не справился с управлением и налетел на КамАЗ. Пельцман погиб — единственный из всей компании.

Ему оторвало руку и ногу. Общие друзья о гибели Евгения не переживали. К 1993 году он полностью переквалифицировался в бандиты, задолжал знакомым и незнакомым, кидал всех направо и налево. Я любил его. Мне его нравственный облик был фиолетов.

Вертинскому я ничего объяснять не стал. Подумает, что я бешусь с жиру. Объехал весь мир ради каких-то камушков. Теперь вот выдуривается. Никому ничего невозможно объяснить — можно только действать, говаривал Эд Фостер.

Я взял лопатку, стоящую у соседнего памятника, продолбил внушительного размера лунку и без содрогания вывалил в нее содержимое рюкзака. Удивился, что никаких эмоций при этом не испытываю. Эмоции были, когда я лазал по скалам как горный баран или спускался в пещеры с зажигалкой. Я засыпал разноцветные камушки землей, потом припорошил снегом.

— Что это? — спросил Вася.

— Обещал ему привести земли с Земли обетованной.

— Евреи есть евреи, — согласился Вертинский.

Оторвал сосульку от стоящей рядом березы, попробовал ее на вкус.

— Слушай, Сема, а ты Бродского видел?

Я вздрогнул. Вопрос его по прошествии времени звучал комично и вообще походил на фразу из анекдота.

— Видел, — сказал я мрачно.

— Ну и как?

— Что тут скажешь. Матерился он много.

— Почему?

— Считал, что Нобелевскую премию получил незаслуженно.

— Почему?

— Да потому, что ее должен был получить я.

— Ты? — Вертинский обомлел от такого нахальства. — Ты-то почему?

— Пишу лучше. Больше сделал для мировой культуры. Я просто не треплюсь об этом на каждом углу, как некоторые.

— Ну ты даешь, — сказал Вася, не поверив ни одному моему слову. — И что же ты сделал?

— Это прозвучит в правильном месте в правильное время, — ответил я. — Поехали домой.

— Купи мне водки, — сказал он. — Я твоего нехристя помяну.

Я дал ему денег и попросил выпить одному или с другом.

— Не надо никого поминать, Вася. На могилах у евреев пьют кофе.