Читать книгу - "Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945 - Федор Синицын"

В марте 1943 г. Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) приняло постановление, в котором ряд направлений пропаганды, реализованной на оккупированной территории СССР в 1941–1942 гг., подвергло критике, как не соответствовавшие реалиям. В первую очередь это касалось оценки национальной политики германских оккупантов. Ранее распространявшиеся утверждения о том, что «немцы разрушают нашу культуру, закрывают школы, онемечивают и лишают русских, украинцев, белорусов и др. их национальной культуры», были признаны не соответствующими действительности. Такие утверждения, по мнению советских властей, могли оказать «только обратное воздействие», так как нацисты не раскрывали своих планов геноцида и уничтожения культуры народов СССР. Поэтому предписывалось сделать советскую пропаганду «глубоко национальной по своей форме», а также «сдирать „национальную“ маску с лица немецкой пропаганды», используя такие факты, как «положение, в которое поставили немцы т. н. „самоуправление“, целый ряд наглых мер, специальные кино, магазины и т. п. „только для немцев“, положение „восточных рабочих“ в Германии… высказывания фашистских главарей о славянских народах»^[624].

В заключительный период оккупации одним из главных направлений советской политики стало предотвращение ухода населения захваченной территории СССР с германскими войсками. Пропаганда убеждала советских граждан, что «всякого, кто уйдет с немцами, ждет неминуемая гибель», потому что «одни умрут с голоду, другие — от фашистских пыток, третьи — от пули». Во-вторых, было объявлено, что СССР не имеет намерений «наказывать тех, кто остался в селах и городах, занятых немцами», так как власти СССР знают, что эти люди не по своей воле «не смогли уйти с Красной армией» и что они вынесли «страдания и муки… под немецким сапогом»^[625]. Латвийские партизаны призывали население республики «отстоять… свою страну от нависшей угрозы полного опустошения»^[626], которая грозила Латвии в случае ухода населения с германскими оккупантами.

В тылу СССР пропаганда старалась обойти стороной проблему коллаборационизма на оккупированной территории, говоря об отсутствии в стране «пятой колонны», разгром которой ставился в заслугу политике репрессий 1930-х гг., когда страна была очищена «от шпионов, убийц и вредителей, на содействие которых так рассчитывали германские фашисты»^[627]. Было объявлено, что «ни у одного из народов СССР немецко-фашистские разбойники не нашли и не могли найти никакой поддержки»^[628], а также не смогли «разжечь национальную ненависть между народами СССР, поссорить их между собой, оторвать и противопоставить народы, населяющие нашу страну, великому русскому народу»^[629]. Интересно, что власти упрощали действительность не только в материалах пропаганды, но и во внутренних документах, отмечая, что оккупантам не удалось «привлечь на свою сторону… широкие народные массы», «вызвать сколько-нибудь значительную вражду между советскими народами», а также «создать себе социальную опору ни в городе, ни в деревне». Так, секретарь ЦК КП(б) Латвии по пропаганде А. Пельше докладывал в ЦК ВКП(б) явно не соответствовавшую реалиям информацию, что «Квислингами Латвии является лишь кучка репатриированных еще до войны в Германию полулатышей-полунемцев, не имеющих никакой опоры в народе, поддерживаемых исключительно немецкими штыками»^[630].

Однако после освобождения части оккупированной территории скрывать факты сотрудничества граждан СССР с оккупантами стало труднее. Л. З. Мехлис на армейском совещании 6 ноября 1942 г. открыто заявил, что за время войны «оказалось много предателей»^[631]. Хотя пропаганда продолжала представлять факты коллаборационизма как «ничтожные исключения»^[632], в советской прессе появлялась и противоположная, соответствовавшая реалиям информация — например, о создании оккупантами эстонского «самоуправления»^[633]. В ряде материалов пропаганды упоминалась также проблема украинского национализма — однако опосредованно, в виде осуждения «украинско-немецких сепаратистов в Канаде», создавших там «Украинский канадский комитет»^[634], к членам которого было обращено предупреждение: «Прочь грязные руки от Украины!»^[635]

Одним из характерных показателей воздействия «национально ориентированных» перемен, осуществленных в советской политике в период Великой Отечественной войны, является их оценка противником. Власти Третьего рейха с 1942 г. отмечали усиление «советско-русской пропаганды», в которой звучала «сильная патриотическая и национальная нота», построенная на использовании русского национального фактора^[636], — в ней использовались «священные национальные чувства, традиции русской истории и ее национальное величие»^[637]. Нацисты выявили, что советская пропаганда «избегает неуклюжего возвеличивания большевизма»^[638], внушая народу, что война направлена не на «спасение большевизма», а является «Отечественной оборонительной войной против оккупантов»^[639]. Так, национальный фактор широко использовался в передачах советского радио для Эстонии, проявлявшийся в «признании достижений и положительных качеств эстонца». В октябре 1943 г. Г. Гиммлер в своей речи перед сотрудниками СС высоко оценил изменения в советской политике. Он отметил, что «Сталин знает этот свой народ лучше всего» и поэтому говорит советским гражданам: «Сейчас вы должны терпеть, а потом будет лучшее государство. Немцы гораздо хуже, чем Сталин»^[640].