Читать книгу - "Музы героев. По ту сторону великих перемен - Наталия Сотникова"

Но, если мадам Пермон открыто рассмеялась ему в лицо, вдова Богарне явно руководствовалась другими соображениями. Возможно, она вспомнила слова своего старого друга Сегюра:

— Этот маленький генерал может стать большим человеком!

Однако Роза, которая чувствовала, что ее положение подле Барраса становится неустойчивым, решила не упускать «невзрачного Бонапарта» и в декабре 1795 года послала ему записку следующего содержания:

«Вы больше не приходите навещать старую приятельницу, которая вас любит; вы совершенно покинули ее; вы неправы, ибо она испытывает нежную привязанность к вам. Приходите завтра в седьмой день декады пообедать у меня. Мне необходимо видеть вам и поговорить с вами о ваших делах.

До свидания, мой друг. Обнимаю вас.

Вдова Богарне».

Роза в совершенстве владела искусством обольщения, сдобренным тонкой лестью, и за несколько визитов прибрала генерала к рукам. Он был ослеплен ее манерами светской дамы, изысканной обстановкой дома, чувствуя себя совершенным провинциалом и незначительным дворянчиком, каковым, в сущности, и был. К тому же Роза убедила его, что владеет недвижимостью на Мартинике и в Сан-Доминго стоимостью не менее одного или двух миллионов франков. Как признавал сам Наполеон в ссылке на св. Елене, «там оказалось не более пятисот тысяч, да и тех я никогда не увидел». Тогда же Наполеон сказал генералу Гурго, что круг знакомых Розы состоял из членов «наиболее знатного общества в Париже». Но дело в том, что Наполеон не был знаком с истинно светским обществом дореволюционной Франции. Провинциал не обладал достаточным опытом вращения в этих кругах, чтобы заметить, что ее гости представляли собой исключительно мужское общество. Оно состояло по большей части из пожилых особ, нескольких поклонников Розы еще со времен ее проживания в Фонтенбло. Они явно не считали подобающим приводить с собой жен в дом любовницы Барраса.

Но главным, конечно, оказалась эротическое впечатление, которое эта «самая дорогая куртизанка Парижа» произвела на молодого человека, знакомого лишь с услугами уличных девок. Он опять-таки высказывался в ссылке:

— Это была настоящая женщина… Она обладала чем-то неведомым мне, что нравилось.

И совершенно прозаически уточнял:

— У нее был самый красивый задок, который только может быть.

В один из январских вечеров она отдалась ему и уже на другое утро получила письмо, совершенно ошеломившее ее:

«7 часов утра: я проснулся, полон тобой. Твой портрет и воспоминание о вчерашнем опьяняющем вечере не дают никакого покоя моим чувствам. Нежная и несравненная Жозефина, какое диковинное действие оказываете вы на мое сердце! Вы сердитесь? Я вижу вас в печали? Вы обеспокоены? Моя душа разбита от горя, и для вашего друга нет никакого покоя… Но в этом, однако же, больше для меня, когда отдаваясь глубокому чувству, овладевшему мной, я черпаю из ваших уст, из вашего сердца огонь, сжигающий меня! Ах! Именно этой ночью я как следует заметил, что ваш портрет не есть вы! Ты уезжаешь в полдень, я увижу тебя через три часа! В ожидании, mio dolce amor^[42], прими миллион поцелуев: но не давай их мне, ибо они воспламеняют мою кровь».

Такой взрыв страсти потряс Жозефину, которая, как отмечали современники, не любила проявления сильных чувств. В то же время генерал Мармон, адъютант Бонапарта, вспоминал, что, «когда генерал Бонапарт влюбился в мадам де Богарне, сие была любовь в истинном смысле и полной глубине этого слова. Сие была явно его первая страсть, и он чувствовал ее со всей мощью его натуры».

Похоже на то, что Наполеон очень быстро принял решение связать себя узами Гименея, написав в Марсель своей невесте Дезире Клари письмо. В нем он с прямотой военного заявил, что, если та не получит согласия своих матери и брата на немедленное заключение брака, ей предпочтительно порвать все связи с ним. В ответ пришло исполненное отчаяния послание убитой горем девушки, заявлявшей, что она никогда не решится заговорить об этом с родственниками. В этом нет ничего удивительного, поскольку в те времена столь юные особы находились всецело во власти родителей и полностью подчинялись их воле в вопросах вступления в брак. Таким образом, помолвка с Дезире была расторгнута.

Наполеон начал делать Жозефине дорогие подарки, но, похоже, она пока что и не помышляла о замужестве с ним. По меньшей мере до середины февраля она выступала в роли официальной хозяйки в особняке Барраса в Шайо и в рассылаемых приглашениях на ужин писала «у меня». Если верить мемуарам Барраса, его интимная связь с ней продолжалась до начала марта. По-видимому, Жозефина все-таки не считала Бонапарта перспективным кандидатом в мужья. Вероятно, ей не особенно нравилась внешность Наполеона, она явно предпочитала высоких видных мужчин типа своего покойного мужа, Барраса и, безусловно, красавца Гоша. Хотя ее отношения с Гошем будто бы заглохли, похоже, в ее душе все еще теплилась надежда на воссоединение с ним. После того, как генерал разбил силы мятежников, гражданскую войну в Вандее сочли завершившейся, и Западная армия подлежала расформированию. Гоша отозвали в Париж и 26 декабря 1795 года назначили командующим армией Западного побережья. Она предназначалась для предполагаемой высадки в Ирландии.

Невзирая на то, что в Лотарингии его ожидала молодая жена, находившаяся, как выражаются, на сносях, Гош не спешил туда, затягивая свое пребывание в Париже. Его наверняка просветили, что Жозефина не только выступает в роли официальной фаворитки Барраса, но и принимает ухаживания генерала Бонапарта, который упорно сказывался больным, дабы избежать службы под его командованием в Вандее. Гоша явно раздражало, что этот бригадный генерал с незначительным опытом командования стал ровней ему по званию и пользуется протекцией Барраса.

Банкир Уврар в своих мемуарах описал любопытную сцену в доме Терезы Тальен, которая произошла в ту зиму на одном из званых вечеров. Бонапарт якобы умел гадать по руке и, будучи в чрезвычайно приподнятом настроении, предложил присутствующим предсказать их судьбу. Начав с Терезы Тальен, он наговорил ей и нескольким дамам с три короба всякой забавной ерунды. Однако, когда очередь дошла до Гоша, лицо его потемнело, голос приобрел неприятный оттенок, и он заявил:

— Генерал, вы умрете в своей постели.

Чтобы понять всю значимость этого предсказания, равного оскорблению, надо напомнить, что в ту эпоху, по крайней мере во Франции, умереть в собственной постели для действующего военного считалось крайней степенью бесчестия. Гош побагровел от гнева, но умудренная светским опытом Жозефина не растерялась и тотчас же сумела потушить негодование прежнего любовника, ловко изменив тему разговора.

Баррас уверял в своих воспоминаниях, что Жозефина пыталась возродить угасшую связь, обещая Гошу финансовое и карьерное содействие вследствие своих связей как с правительством, так и с Баррасом. «Но Гош был слишком горд, чтобы быть в долгу за свою славу перед кем-то, кроме себя самого, и отказался даже заводить речь об этом». Известно, что впоследствии он высказался по поводу замужества Жозефины: «В тюрьме совершенно понятен поступок взять в любовницы проститутку, но не сделать ее своей законной женой». Позднее Гош писал другу: «Я попросил мадам Бонапарт возвратить мои письма. Я не хочу, чтобы ее муж читал мои любовные письма к сей женщине…, которую я презираю». 3 января его известили о рождении дочери, и он покинул Париж. Странным образом, предсказание Наполеона сбылось 19 сентября 1797 года, заболевший в начале месяца Гош быстро скончался в постели то ли от обострения туберкулеза, то ли от воспаления легких. Генерал умирал в страшных мучениях, раз он даже воскликнул: