Читать книгу - "Виктор Лягин. Подвиг разведчика - Александр Бондаренко"

Знак сотрудника НКВД

Лаврентий Берия, нарком внутренних дел СССР в 1938–1945 годах

Павел Фитин, руководитель внешней разведки НКВД в 1939–1946 годах

Виктор Лягин (второй справа) с сослуживцами на лыжной прогулке

Справа налево:

сотрудники советского посольства в США Виктор Лягин, посол Константин Уманский, его супруга Раиса, резидент внешней разведки Павел Пастельняк

На берегу Атлантики

«Красивая жизнь» — nрикрытие серьезной работы

Жена Зинаида с маленьким Виктором Викторовичем

Александр Сидорчук Магдалина Дукарт

Григорий Гавриленко

Взрыв и пожар на Ингульском аэродроме. 10 марта 1942 г.

Дом 5 по Черноморской улице в Николаеве, где проживал Виктор Лягин. Сейчас здесь находится музей «Подпольно-партизанское движение на Николаевшине», а улица названа именем Лягина

Мемориальная доска на доме

Памятник Виктору Лягину в Николаеве

Грамота Президиума Верховного Совета СССР о присвоении В. А. Лягину звания Героя Советского Союза

Последнее мирное фото Виктора Лягина с женой и дочерью

Только не надо думать, что советские ученые и специалисты лишь тем и были в то время заняты, что с нетерпением ожидали: чего же еще новенького раздобудет для нас разведка? Разумеется, нет, они усердно работали сами, но, думается, что и помощь, получаемая ими от товарищей из НКВД и военной разведки, лишней не была. (К тому же большинство ученых ни сном ни духом не ведали, откуда поступает конкретная информация — все подавалось как достижение кого-то из коллег.) Вернемся, однако, к проблемам минной войны и защиты боевых кораблей от магнитных мин.

«В СССР работы в данном направлении начались в 1936 году, когда, с началом проектирования новых крупных боевых кораблей, командование ВМФ озадачило наркоматы тяжелой и оборонной промышленности необходимостью обеспечить эти корабли защитой от неконтактного минно-торпедного оружия… Созданный постановлением ЦИК и СНК СССР от 30 декабря 1937 года Наркомат военно-морского флота инициировал форсирование этих работ. В апреле 1940 года совместным приказом НК ВМФ и Наркомата судостроительной промышленности был утвержден план работ по развитию метода размагничивания кораблей на 1940 год. 23 сентября того же года приказом наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова была создана Государственная комиссия для проведения заводских и войсковых испытаний размагничивающего устройства для защиты от магнитных мин».

Как видим, важнейшим этим вопросом занимались народные комиссариаты военно-морского флота, судостроительной промышленности, тяжелой промышленности, оборонной промышленности… А какие люди были привлечены к решению поставленной задачи!

«В апреле 1941 года на заседании Военного совета <Балтийского> флота рассматривался вопрос о средствах борьбы с новыми магнитными минами. Исследовательские работы по “размагничиванию” кораблей вел Ленинградский физико-технический институт (ЛФТИ), где над темой трудились молодые ученые — Анатолий Александров и будущий “отец” советской атомной бомбы Игорь Курчатов. С докладом об итогах исследований Александрова пригласили на Военный совет флота».

Пять наркоматов, ученые с мировым именем — и «оставшийся за кадром» никому не известный сотрудник внешней разведки в капитанском звании… Но знать бы, какова доля успеха — если брать в процентном отношении — принадлежит в решении этой важнейшей задачи Виктору Александровичу Лягину?

* * *

А где-то далеко был дом… Пожалуй, не в Москве, где Виктор прожил не больше года, причем первая половина этого времени пришлась на учебу в Центральной школе НКВД и жизнь в общежитии, а вторая половина несколько раз прерывалась краткосрочными командировками. Незадолго до отъезда в Америку он получил квартиру в районе Сокольников, это тогда была еще окраина столицы, но туда уже было проложено метро — самая первая в Москве Сокольническая линия… Однако в квартире этой сейчас никого не было, это были просто необжитые и даже еще не отремонтированные как следует стены — какой уж там родной дом, можно ли скучать по пустой коробке? Настоящий дом Виктора Лягина все-таки оставался в Ленинграде, на улице, носившей имя сурового декабриста Павла Пестеля, и до этого дома было почти девять тысяч километров… И как, наверное, ему хотелось войти в ту самую квартиру и сказать: «Я дома!»

Проезжая по холмам Сан-Франциско, Виктор, очевидно, не раз вспоминал милые сердцу ленинградские места: вычурные линии старинной церкви Святого Пантелеймона, которую видел всякий раз, выходя из своей парадной, черную неподвижную воду Фонтанки, стоявшую между двумя гранитными набережными, лимонно-желтые листья кленов в Летнем саду. Как же всё это теперь далеко! И там же, в прекрасном том далеке (Николай Васильевич Гоголь когда-то, будучи в Италии, писал: «Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу…» — а на самом-то деле «прекрасное далеко» это как раз и есть она, далекая Россия), именно там оставались самые родные люди — мама, сестра Анна, дочка Таточка… Их связывала только переписка, и, судя по всему, они даже точно не знали, где находится их родной человек, что здорово затрудняло общение, потому как писать приходилось куда-то в неизвестность, в пустоту, что далеко не всем нравится… А может, это есть некое самооправдание, позволяющее не браться за перо — «скажи, что я писать ленив»… Писать письма — это ведь совсем не то, что набить эсэмэску или связаться по мейлу. Утраченная ныне эпистолярная культура требовала большой душевной работы, сосредоточенности, откровенности, нужно было и выбрать подходящее время, чтобы спокойно заняться письмом. Не так-то просто было излагать на бумаге свои сокровенные мысли и чувства — между тем письма, написанные от руки и отправленные в конвертах, обычно ими и были наполнены…