Читать книгу - "Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. "Русская Троя" - Николай Дубровин"

Новый год в Севастополе. – Ночная вылазка с 19 на 20 января. – Подвиг матроса Шевченко. – Атака против Малахова кургана. – Заложение Селенгинского редута. – Генерал Хрущев. – Отбитие французов от Селенгинского редута. – Заложение Волынского редута и Камчатского люнета. – Кончина императора Николая. – Назначение князя М. Д. Горчакова главнокомандующим в Крыму

Приближался новый год, а с ним вместе наступала и холодная зимняя погода. Еще с 12 декабря начало сильно морозить, только изредка выпадали ясные и тихие дни, но большей частью шли проливные дожди, сменявшиеся градом и снегом. Целыми толпами передавались к нам французы и англичане, которые часто приходили с отмороженными руками и ногами и вызывали к себе истинную жалость и сожаление. Они голодали и холодали в своем лагере и искали спасения в великодушии неприятеля. С появлением перебежчиков на наших бастионах и батареях их принимали радушно, по-русскому обычаю вели в баню, тут же устроенную, обмывали и одевали, поили и кормили и затем отправляли на Северную сторону.

К довершению несчастья союзников, морозы достигали до 10 градусов, а 3 января выпал такой снег, что в некоторых местах доходил до аршина глубины. Пасмурен и угрюм казался день нового года. Сырые, мглистые облака застилали небо, а волнующаяся даль моря грозно чернелась, перекатывая свои мрачные свинцовые волны. Ветер дул по всем направлениям, принося то сильные метели, то оттепель с проливными дождями.

Над Севастополем висели двойные тучи: одни, изливающие потоки дождя, а ниже их тучи снарядов, сыпавшие потоки осколков и пуль. Преодолевая препятствия природы, враждовавшие боролись друг с другом и сходились, однако же, все ближе и ближе.

Французы, выбив наших стрелков из ложементов перед 4-м бастионом, засели в них, окопались и своими выстрелами наносили значительный вред прислуге, стоявшей у орудий бастиона. С целью прогнать неприятеля и вновь завладеть ложементами решено было произвести вылазку в значительных размерах.

19 января около четырех часов пополудни начальник 3-го отделения оборонительной линии и 3-го бастиона контр-адмирал Панфилов потребовал к себе лейтенанта Бирюлева и предложил ему быть руководителем вылазки.

Назначенный для этого отряд в 250 человек из полков Охотского, Волынского и 45-го флотского экипажа с 80 рабочими без ружей собрался на 3-м бастионе к десяти часам вечера.

Стояли лунные ночи. В этот вечер, как нарочно, было особенно светло, точно днем. Предпринимать вылазку в такую светлую ночь было бесполезно, и потому пришлось отложить ее на несколько часов, пока стемнеет. Около трех часов ночи месяц склонился к горизонту, небо заволокло небольшими тучками и стал перепархивать снежок. Медлить было нечего: до восхода солнца оставалось времени немного, а охотникам предстояло пройти взад и вперед около двух верст и поработать еще около ложементов. Отряд был собран. Солдатам объявлена цель вылазки и то, чего ожидает от них начальство. По команде офицеров все сняли фуражки и, набожно перекрестившись, двинулись за линию укреплений. Не прошли охотники и двадцати шагов, как из английской траншеи раздался выстрел.

– Завидели, проклятые, – говорили солдаты. – Снежок-то выпал порядочный, так отряд наш чернеется на дороге.

Охотники продвигались, однако же, вперед даже и тогда, когда из английских траншей взвилась сигнальная ракета, а затем по всей линии затрещал батальонный огонь. В это время к отряду прибежал унтер-офицер, посланный с бастиона.

– Адмирал приказал сказать вашему благородию, – насилу проговорил запыхавшийся посланный, – ой! мол, не воротиться ли назад.

Наши прошли уже с полверсты, возвращаться назад было жаль, тем более что усилившийся снег стал скрывать нас от неприятеля и во всем отряде не было еще ни одного раненого.

– Скажи его превосходительству, – отвечал лейтенант Бирюлев посланному, – что у нас пока все благополучно, а что молодцы, мол, вперед просятся. Так ли, братцы? – заключил он, обращаясь к солдатам.

– Точно так! – отвечало несколько голосов.

Охотники продвигались все ближе и ближе к ложементам. Потерял ли неприятель их из виду за снегом или собирал войска, только вдруг все замолкло и водворилась могильная тишина, от которой становилось более жутко, чем от ружейной трескотни. Наконец, подойдя к подошве горы, на которой были расположены ложементы, отряд остановился. Сняв снова фуражки и трижды перекрестившись, солдаты стали взбираться на гору.

– Кто идет? (Qui vive?) – окликнул французский часовой наших охотников, когда они находились шагах в пятидесяти от ложементов. Ответа не было. Часовой повторил вопрос, но солдаты двигались молча.