Читать книгу - "Атаман всея гулевой Руси - Николай Алексеевич Полотнянко"

вольного Дона. Пришёл час, други, всей нашей силой опрокинуться на верховые города, поднять коренную Русь против бояр, дать людям казачью волю и справедливость!

Слова Разина были встречены людьми одобрительными криками. Атаман сошёл со струга, толпа покачнулась и освободила ему проход к крепостице. За ним шли его ближние люди и старые заслуженные казаки, соратники Стеньки по персианскому походу. Их одежда была богатой, но видно, что они её не берегли, изорвав и замарав, меняли на новую, которую находили на купцах и других богатых людях.

– Эге, я вижу, вы тут до меня славно потрудились! – сказал Разин, увидев связанных стрелецких начальников.

– Суди их, атаман, казацким судом! – закричали из толпы. – Это супостаты рода человеческого!

– Так ли велики их вины? – сказал Разин, всходя на крыльцо воеводской избы. – Может, отпустить? Пусть бегут себе в Астрахань?

Ответом атаману и смертным приговором начальникам был оглушительный рев толпы. Разин поднял руку, и шум начал стихать.

– Будь по-вашему! – сказал Стенька и поманил к себе Очерета. – Казни их, Остап, чтобы московским боярам страшно стало.

– Добро! – хищно осклабился Очерет. – Всё сделаю.

– Что это я не зрю князя Семёна Ивановича? – спросил Разин своё окружение. – Часом, не затаил ли он на меня недовольство? Или его стрельцы вышибли из воеводской избы?

– Нет, атаман, – ответили из толпы. – Князь цел, но вышибли его из избы не стрельцы, а клопы, и он живёт в шатре за пряслами.

– Ведите меня к нему, – сказал Разин. – Давно мы с ним не виделись.

Князь Львов, узнав о приходе Разина, велел своим слугам готовить праздничный стол из всего лучшего, что у него есть, а сам начал переодеваться в самые дорогие одежды. Фабрициус уныло смотрел на хлопоты князя и думал о том, как остаться живым, но ничего дельного ему на ум не приходило.

– Чего же мне ждать, князь? – спросил немец.

– Ты поначалу бы рожу сполоснул, – буркнул Львов. – А Степану Тимофеевичу поклонись, ты ведь это умеешь. Позабавишь атамана, и жив останешься.

– Идёт! – в шатёр просунулся доносчик Филька.

– Поторапливайся, Людвиг! – сказал Львов и, приосанившись, поспешил навстречу атаману. Тот шёл в гости к своему названому брату с Фролом и несколькими казаками личной охраны. Сойдясь с князем, Разин облапил его и так стиснул в своих медвежьих объятиях, что у Семёна Ивановича затрещали кости.

– Будь здоров, брательник! – весело молвил Разин. – Дал Бог снова свидеться. Как жив?

– Помалу жив, Степан, а правду один Господь ведает.

– А это кто? – спросил Разин, указывая на Фабрициуса.

– Немец на царской службе, – ответил Львов. – Пушками ведает.

Фабрициус, поняв, что речь пошла о нём, встрепенулся, выхватил из ножен шпагу, перехватил её за остриё, поднес ко лбу, затем с ужимистым поклоном протянул атаману.

– Что это с ним? – удивился атаман. – Он, часом, не убогий?

– Возьми шпагу, – сказал Львов. – Это он на твою милость сдаётся и просит пощады.

– Я немцам не враг, – важно сказал Разин, беря шпагу. – Они сметливые люди, я видел построенный ими большой струг «Орел». А ты, немец, в пушечном деле горазд?

– До сей поры ставил пушки в астраханском кремле, – уже освоившись, ответил Фабрициус.

– Ты-то нам и нужен, – сказал Разин. – Я иду на Астрахань. Фрол, пригляди за немцем, чтобы его наши казаки не зашибли ненароком. Он нам пригодится.

– Изволь, брат, откушать хлеба-соли, – сказал Львов. – И тебе, Фрол, кланяюсь тем же.

Стол был устроен рядом с шатром на сосновых досках, покрытых куском алого бархата. На серебряных блюдах лежала рыба всякого приготовления, холодная варёная говядина, копчёный лебедь, сушёный виноград, яблоки, груши и арбузы на меду, отдельно стояли большие кувшины сладкого вина, русское зелено вино и серебряные чарки.

– Вижу, не оскудела твоя кладовая, Семён, – сказал Стенька. – А я часто вспоминал твои обеды, когда бедовал с казаками на Риге. Потчуй, брат!

Изрядно отведав вина и съев половину копчёного лебедя, Разин отвалился от кушаний и довольно сказал:

– Богатый у тебя стол, князь! Учись, Фролка, как нужно встречать брата.

– Годи до Астрахани, Степан. Там я тебя угощу по-царски!

– Будет врать, – лениво махнул рукой Разин.

– А вот и не вру, и Семёна Ивановича отгощу.

Львову замыслы Разина явиться в Астрахань были не по душе, там его близость к атаману могла быть опасной.

– А мне тут нашёптывали, – сказал он. – Что ты на верховые города пойдёшь.

– Чем же плоха Астрахань? – хохотнул Стенька. – Чем она не невеста для казаков? Накопила приданого, пора замуж. Вот сыграем свадьбу, и пойдём вверх.

До ушей пирующих донёсся дикий, нечеловеческой силы вопль.

– Что это? – всполошился Львов и попытался встать со скамьи.

– Сиди! – придавил его тяжёлой, как бревно, рукой Разин. – То Очерет казнит стрелецких начальников. Наливай, Фролка, нашего зелена вина!

Получив повеление Разина казнить начальных людей, Очерет рьяно принялся за дело. В Чёрном Яру были собраны и связаны на берег Волги все подходящие бревна, которые добровольные помощники руководителя казни вкопали в землю, устроили на них перекладины, понавесили цепи и крючья. Скоро нашлись и добровольцы на исполнение казней не из казаков, а из сволочи, которая сбилась вокруг них в изрядном множестве. Они-то и кинулись подсоблять Чикмазу и его помощникам, волокли стрелецких начальников к столбам, вешали людей вниз головой, цепляли их за ребра на крючья, а стрелецких голов отличили особо: четвертовали и кинули в Волгу.

Войско, встретив начало казней гулом одобрения, увидело потоки крови, льющейся со всех сторон, и оторопело, люди замолчали, уставились в землю очами, избегая смотреть друг на друга. Они ждали веселья, а получили стыд и горе, ведь они были христианами, и Божий страх ещё не выветрился из них до конца. Васька Ус это понял и крикнул, чтобы выкатывали бочки с вином, которые казаки нашли на одном из захваченных вчера торговых стругов. Народ оживился, повеселел, все начали пить безмерными ковшами, чтобы впасть в пьяную темноту и не видеть ничего вокруг. Началось великое гульбище и попоище, которые продолжались всю ночь, и когда настало утро, разинский стан напоминал поле сражения, в котором погибли все: люди лежали вповалку вокруг столбов с казнёнными, и над ними летали кругами чёрные птицы.

Князь Львов уступил своё ложе атаману, а сам лёг на войлочную кошму, постеленную на землю. На новом месте ему плохо спалось, он то и дело просыпался, и когда на рассвете в шатёр просунулся Филька, он сразу открыл глаза.

– Что там стряслось?

– Господине, казаки переняли караван стругов, и среди них твой.

– Что с ним? – подскочил, как ужаленный, князь. Товары на струге были богатые, из Персии. Львов надумал их провезти