Читать книгу - "Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии - Шарль Эдмон Пти-Дютайи"

Это преступление, совершенное в порыве монархического усердия, не увеличило натянутости отношений между церковью и государством, даже наоборот: Генрих II был вынужден теперь сделать уступки церкви, а церковь была готова удовлетвориться ими. Свобода апелляции к Святому престолу была признана. Клирики, совершившие преступления, за исключением государственной измены и нарушений правил о заповедниках, не подлежали королевскому суду. Церковный суд сохранил свою компетенцию не только в делах чисто церковных и тех, которые касались держаний «de franche aumône», но также при наложении кары за грехи (прелюбодеяние, ростовщичество и т. д.) и в вопросах, относящихся к браку, завещанию, обещанию под присягой; таким образом, область, подчиненная юрисдикции церкви, была, как и на материке, очень обширной. Но назначение на церковные бенефиции патронами церквей осталось правом мирян, и в это церковный суд не должен был вмешиваться, и этот принцип, характерный для Англии, должен был впоследствии привести к важным результатам.

Наконец, Генрих II и его сыновья остались хозяевами в деле выборов епископов и аббатов, которые опять стали свободными лишь в эпоху Великой хартии вольностей.

В оставшейся непримиримой небольшой части английского духовенства сохранился остаток горечи по отношению к монархии. В ней поддерживалось восхищение святым Фомой Бекетом, мучеником, а также теми, кто его защищал, и это явилось зародышем английской партии, сочувствовавшей Капетингам из ненависти против тирании Плантагенетов. Но значительное большинство духовенства не сохранило злобы против короля за проявленную им жестокость, осталось верным Генриху II и Ричарду и продолжало поставлять им советников и чиновников.

Однако этот великий конфликт способствовал тому, что королевская власть пошатнулась. В Средние века короли, вынужденные принести публичное покаяние, не могли ожидать ничего хорошего от своих людей; если своим авторитетом они были обязаны преимущественно внушаемым ими страхом. А Генрих II, даже в Англии, не очень был любим крупными феодалами. Он не был склонен ни к пышности, ни к бесполезной расточительности. Свое золото он берег для управления и для подкупа. Он эгоистически оставлял себе лучшие места для охоты, даже в доменах своих баронов. Он предпочитал дипломатию войне и не находил удовольствия в турнирах. В его время, говорит автор «Истории Вильгельма Маршала», Англия не представляла собой привлекательного местожительства, разве только для мелких деревенских дворян; тот, кто хотел вращаться в рыцарском обществе, должен был отправляться в Бретань или в Нормандию. Незаметно, чтобы английская знать очень сильно чувствовала на себе все возраставшую тяжесть налогов; но она была недовольна захватами королевской юстиции, и эти шерифы, которых король уже не выбирал из баронов и которые имели притязания на то, чтобы хватать скрывающихся преступников даже в замках, часто встречали очень плохой прием. В конце концов жалели о добрых временах короля Стефана, и в тот год, который следовал за унижением короля в Авранше, они додумали, что представился случай стряхнуть с себя иго.

Престиж королевской власти был так велик, администрация достигла уже такой силы, что восстание не было бы, вероятно, серьезным, если бы оно не нашло себе очага в самом королевском семействе. Именно сыновья Генриха II и его жена Алиенора были главными коноводами коалиции 1173 г. Эта коалиция распространила пожар по всей «анжуйской империи», и опасность была еще сильнее на материке, чем в Англии. Графы лестерский, честерский, норфолкский, епископ Даремский располагали в центре и на севере острова грозными замками, и их восстание было поддержано королем Шотландии. Но они не нашли никакой опоры среди остального населения, и это было очень характерно. Строгая администрация, установленная Генрихом II, пришлась по душе почти всему духовенству, мелкому сельскому дворянству, свободным держателям, городской буржуазии. Под предводительством баронов новой формации и королевских чиновников они храбро сражались в отсутствие Генриха II и усмирили могущественных англо-нормандских графов. Генрих II, вышедший победителем на материке, показал себя великодушным, когда вернулся на остров, и всех простил. Семейные раздоры, омрачившие конец его жизни, производили волнение только в его французских владениях.

В то время как царствовал Ричард Львиное Сердце, часть знати сопровождала его в Святую землю. Ричард, несмотря на многочисленные совершенные им неловкости и несмотря на вероломство молодого Иоанна Безземельного, мог пробыть почти все свое царствование вне пределов Англии без того, чтобы пострадала королевская власть. Мир в его отсутствие поддерживался очень суровыми полицейскими мерами^[63]. Когда Иоанн вступил на престол, положение его было прекрасное.

Мы только что видели, что Генрих II в 1173–1174 гг. подверг испытанию преданность горожан. Какое понятие следует себе составить о политической роли английских городов в эту эпоху? Могли ли они оказать и оказали ли анжуйским королям ту поддержку, какую нашел, как мы увидим, Филипп Август во французских коммунах?

То обстоятельство, что Плантагенеты в XIII в. считали выгодным для себя призывать городских депутатов в некоторые «парламенты» своей курии, не должно вводить нас в заблуждение. Не будем воображать себе, что в Англии в те времена существовали, кроме Лондона, большие города, щедро наделенные вольностями и занимавшие положение вассалов короля. Это были маленькие поселки, наполовину деревни^[64].

Несмотря на свои торговые сношения с Нормандией, Пуату и Фландрией, а также некоторое влияние муниципальных кутюмов материка на их кутюмы, они следовали лишь очень издали и очень робко за освободительным движением французских городов в XII в. Один только Лондон был крупным центром, да и то пестрым по составу населения и космополитичным, только он один мог пытаться устроиться по образцу французских коммун. Его именитые люди иногда назывались «великими баронами города» (Cite). Это были, как замечает один легат, так сказать, магнаты королевства. Они были непокорными, и королям приходилось идти на уступки.

Генрих I разрешил им непосредственно брать на откуп Сити (город) и все Мидлсекское графство и самим избирать своего шерифа. Они участвовали в избрании Стефана и объединились под присягой в 1141 г., чтобы изгнать «императрицу» Матильду.

Генрих II держал их в ежовых рукавицах. Но они воспользовались отсутствием Ричарда Львиное Сердце и конфликтом между Вильгельмом Лошнаном и Иоанном Безземельным, чтобы учредить у себя коммуну и избрать мэра в 1191 г., а некоторые горожане, не стесняясь, говорили, что у них нет иного короля, кроме их мэра. Ричард по возвращении своем уничтожил коммуну, но оставил лондонцам их мэра.

Другим городам^[65] Плантагенеты продавали за хорошие денежки наличными привилегии судебные, торговые, финансовые, в частности, право собирать и вносить непосредственно в Палату шахматной доски «фирму бургов», но они редко разрешали им иметь своих выборных должностных лиц. Генрих II видел в даровании хартий лишь способ обогащать свою казну; впрочем, чаще всего он только подтверждал вольности, дарованные Генрихом I. Ричард показал себя немного более либеральным, тем более что он очень нуждался в деньгах.