Читать книгу - "Сто дней Наполеона - Эдит Саундерс"

Французская Северная армия состояла из семи подразделений: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й, 6-й пехотные корпуса, Императорская гвардия и Резервная кавалерия. В конце мая они еще были широко разбросаны. Первый корпус (д'Эрлон) был в Лилле, второй (Рейль) — в Валансьенне, третий (Вандамм) — в Мезире, четвертый (Жерар) — в Меце, 6-й (Лобау) — в Лаоне, Императорская гвардия — в районе Парижа, Резервная кавалерия — между Лаоном и Авеном. Императорской гвардией командовал маршал Мортье, Резервной кавалерией маршал Груши, хотя только последний из двух маршалов действительно принял участие в кампании.

Жерар, будучи дальше всех от точки сбора, выехал первым, покинув Мец 6 июня. Два дня спустя Императорская гвардия выехала из Компьена, затем один за другим двинулись в путь различные корпуса пехоты и кавалерии, приближаясь к границе. Передвижение 124 тысяч человек было произведено удивительно быстро и грамотно, однако произошла серьезная ошибка в рассчетах безупречного во всем остальном перемещения войск — 6 июня для Жерара было слишком поздно выезжать из Меца, и его корпус отставал от графика, создавая опасное промедление в начальной стадии кампании.

Пятый корпус под командованием Раппа был оставлен в Страсбурге для защиты северо-восточной границы. Для защиты границ и поддержания порядка в Вандее, где недавно был поднят открытый мятеж, Наполеон пожертвовал из состава Северной армии 55 000 солдат передовой, возможно, чересчур большим количеством, так как в любом случае невозможно было защищать таким образом границы Франции от всей враждебно настроенной и вооруженной Европы.

Перед тем как покинуть Париж и отправиться в армию, Наполеон посетил открытие нового парламента. Церемония произошла 7-го числа, среди пэров были его братья Жозеф и Люсьен, всё в тех же белых костюмах. Наполеон также надел свою мантию с Champ de Mai. Он занял свое место на троне и выслушал, как обе палаты, депутатов и пэров, клялись в верности конституции и ему самому, причем последней клятве предстояло быть вскоре нарушенной. Затем он встал и обратился к ним с короткой речью, которая удовлетворила всех присутствовавших, так как в ней он говорил о границах своих полномочий. «Сегодня сбылось мое заветное желание, — сказал он, — поскольку сегодня я начинаю свое правление как конституционный монарх. Люди сами по себе не могут обезопасить будущее; только установленные законы могут определять судьбу народов».

Однако он был болен и не в настроении, и его нервное, хмурое выражение лица и недостаток сердечности расходились со словами. Парламентарии уже показали, что они придирчивы и подозрительны, обеспокоены исключительно своими личными амбициями и политическими теориями, которые зависели от победы в будущей войне. В сложившихся обстоятельствах лишь Наполеон и его солдаты своими усилиями могли защитить политиков, и он полагал, что ему должна быть предоставлена власть диктатора вплоть до окончания конфликта. Сейчас он должен был рассчитывать на быструю победу, которая обновит прежний энтузиазм народа и даст ему еще больше власти, которая оставит в покое еще меньше людей.

Четыре дня спустя обе палаты представили свои ответные речи в Тюильри. Было воскресенье, в тот вечер Наполеон должен был выехать из Парижа и присоединиться к армии. Делегаты довольно долго распространялись о своих правах, и за вежливостью фраз с обеих сторон очевидно просматривалось недоверие. В тот же день Наполеон отдал приказ совету министров, чтобы регулярные заседания проходили под председательством его брата Жозефа. Рассмотрение всех важных вопросов оставлялось ему, потому что никому другому он не мог доверить правление в свое отсутствие. Было условлено, что Даву, военный министр, будет назначать офицеров для ежедневной срочной доставки донесений из Парижа в ставку императора.

Еще одним поступком Наполеона в тот день было приглашение Нея принять участие в кампании. До сих пор не могло быть и речи о том, чтобы дать ему командование, и Ней не отваживался об этом просить. Теперь Наполеон смягчился, без сомнения, под влиянием одного из тех внезапных импульсов, на которые он склонен был полагаться. Он послал записку Даву: «Позови Нея и скажи ему приехать ко мне в ставку в Авен 13-го числа, если он хочет участвовать в первых сражениях». Это был не приказ, а, скорее, намек на то, что он простил Нея, который может присоединиться к нему, если пожелает. Ней, не увидев преимуществ частной жизни в условиях сделанных им экстравагантных заявлений в пользу то одной, то другой стороны, с готовностью принял предложение, без сомнения, надеясь восстановить свою репутацию на поле брани. Он немедленно выехал в направлении границы; поскольку никаких приготовлений для его включения в армию сделано не было, ему пришлось ехать, как и всем штатским, на почтовых.

Уладив дела в Париже, Наполеон в воскресенье вечером пообедал с семьей и друзьями и выглядел бодрым, хотя, как пишет Люсьен Бонапарт, его здоровье не улучшилось. После недель изнурительной работы и споров с политиками казалось, что он отправляется на войну с облегчением. К нему вернулась уверенность. Дела дома пошли на лад, так как бунт в западных районах был подавлен, а вражеская угроза усиливала патриотические чувства в стране. С недавнего времени посыпались пожертвования на ведение войны, дезертирство из армии становилось редкостью, и враждебность к самому Наполеону растворилась во всеобщей ненависти к иноземцам.

Прощаясь с мадам Бертран, которая была с ним на Эльбе вместе со своим мужем, он заметил: «Что же, мадам Бертран, будем надеяться, нам недолго осталось сожалеть о том, что мы покинули Эльбу!»

Шутливо намекая на худшее, он определенно готовился к лучшему, потому что в его уже отправленном багаже лежали кипы прокламаций для развешивания в Брюсселе на следующей неделе, датированные Лакенским дворцом, где он намерен был остановиться. Они были сформулированы следующим образом: