Читать книгу - "Война детей - Илья Штемлер"

Глеб раздвинул какие-то коробки и обнаружил красную банку с кофе. Тут же валялся и кипятильник. Он налил воду в кружку и опустил кипятильник.

– Знаешь, меня посылают в Ленинград, на конференцию.

– Молодец. Возьми с полки пирожок. Все идет как надо… А мне Скрипкин все приказ не подписывает. Обещал десятку накинуть с первого, а все тянет… Слушай, привези мне открыток с видом Ленинграда – я Скрипкина подмажу. Он ярый собиратель.

Никита подготовил магнитофон и нажал кнопку. Бобина плавно закружилась. Комната наполнилась хрипом, скрежетом, затем хрипы оборвались и раздались синкопы трубы. Никита смягчил тембр.

– Приятная штука? Поп-менуэт.

Он подошел к окну. Вода уже закипала. Никита достал с полки две чашки. Блюдце было одно. Вот рюмок у него было много. Извлек початую бутылку наливки, мармелад, сушки, сдвинул бумаги на письменном столе.

– Так откуда тебя ко мне занесло?

– Из морга, – быстро ответил Глеб.

Никита выгреб из-под бумаг пачку сигарет.

– Ну, брат, с тобой не соскучишься. Впереди – конференция, позади – морг. Расторопный ты человек.

– В самом деле, Кит.

Внезапно Глеб подумал, что действительно все прозвучало до странного легко и забавно. Даже смешно. Он слабо улыбнулся и подвинул рюмку к Никите.

Светло-коричневая, почти янтарная наливка заполнила рюмку.

– Что же ты там забыл, в морге?

– Я видел ту женщину.

– Вот как? Это что, цинизм? Или проверка нервов?

Теперь Никита наливал себе. Аккуратно и точно. Ровно до золотистого колечка.

– Марина узнала, что ту женщину отправили в больницу. И сказала мне.

– Для чего?

– Для чего? – переспросил Глеб. И замялся. В самом деле, для чего Марина сказала ему о похоронах? Он как-то не думал об этом… – Ну, сказала… Проговорилась.

– Вот как? Проговорилась. Ну-ну… Пей! Давай опрокинем за благополучную твою поездку. Завидую тебе, сил нет! Почему тебе так везет, а? Женщины тебя любят. На работе все в порядке. Красавец. Рост. Вес. Масть. Все, что надо. А я, понимаешь… Толст.

Невезуч. Полгода со Скрипкиным воюю.

Глеб не мог понять, иронизирует Никита или говорит всерьез. Он быстрым взглядом коснулся круглого лица приятеля и вновь уставился в рюмку.

– Итак, за твою поездку и возвращение! – Никита выпил и закусил мармеладом. – Тебе вредно таскаться по моргам. Ты сейчас выглядишь не лучшим образом.

Глеб молчал, разглядывая янтарную поверхность наливки.

– Тебе было там очень скверно?

Глеб отпил глоток, поставил рюмку на стол.

– Я, кажется, все-таки пойду… туда, Кит. И все расскажу.

Никита приподнял газету, извлек из-под нее надорванную пачку сахара, выудил два квадратика и бросил их в чашку с кофе.

– Моя бабушка говорила, дураками не рождаются – дураками умирают… Что ж, придется нам с тобой выпить за твое возвращение из мест весьма отдаленных. После многолетнего отсутствия! – Никита поднял свою пустую рюмку. – Прозит!

Соло трубы окончилось. Теперь за работу принялся саксофон. Те же пронзительные синкопы, разделенные долгими паузами.

Никита встал, подошел к магнитофону.

– Такой менуэт испоганили, мерзавцы! – он нажал кнопку. Саксофон споткнулся на высокой ноте. Бобины прекратили свое кружение.

Никита вернулся к столу, вытащил из ящика тоненькую книжицу с тремя яркими полосами поперек обложки: зеленой, желтой и красной.

– Тебе знаком этот труд? Чрезвычайно мудрая книга. Так вот, параграф номер пятнадцать, – Никита нашел нужную страницу, сел и вытянул ноги. – «При дорожно-транспортном происшествии водители, причастные к нему, обязаны: а) без промедления остановиться и не трогать с места транспортное средство, а также другие предметы, имеющие отношение к происшествию; б) в случае необходимости вызвать скорую медицинскую помощь, а если это невозможно, отправить пострадавших на попутном или на своем транспортном средстве в ближайшее медицинское учреждение и сообщить там свою фамилию, номерной знак транспортного средства…» И так далее… «…в) сообщить о случившемся в милицию…»

Глеб смотрел на отвисший старый шлепанец Никиты, на дырку в носке, сквозь которую темнела пятка. Он устал за эти дни и хотел спать.

Никита захлопнул книжицу, метнул ее на диван.

– Ни одного из четырех пунктов, предусмотренных правилами дорожного движения, ты не выполнил. Более того! Ты поступил наоборот…

– Знаешь, мне очень хочется спать.

– Это тебе и надо было сделать, чем мотаться по моргам. Ну какого дьявола тебя туда понесло? Самоанализ? Глупо! Тобой сейчас больше владеют эмоции, чем логика…

– Обыкновенный страх, – прервал Глеб. – Это вернее.

– Да. Ты прав. Но подожди, не спеши. Страх исчезнет с уверенностью, что все кончилось, все шито-крыто… Ты зачем ко мне пришел? Чтобы я лишний раз тебя в этом убедил? Тебе ужасно хочется, чтобы тебя уговаривали! Вот я и поступаю так. Но не потому, что я тебя очень люблю… Учти, по твоей милости я, Алена и Марина стали твоими соучастниками. Так уж будь добр, не подкладывай нам свинью. Молчишь, так молчи до конца.

– Я как-то не подумал об этом, – растерялся Глеб и вытер ладонью лоб.

– А учесть и эту ситуацию не мешает. Кстати, это гарантия, что и мы будем хранить тайну. Пусть это поддержит твой слабый дух. Аминь!

Никита размешивал кофе, наблюдая, как поверхность морщат белесые жгутики отвара.

Глеб подобрал рюмку и грел ее в тесно сжатых ладонях.

В коридоре послышался скрип паркета. Дверь комнаты приоткрылась, показалась женщина с мягким, милым лицом.

– Молодые люди, пирога с брусникой не желаете?

– Мама, ты, как всегда, молодец! – Никита вскочил навстречу матери и перехватил тарелку. – Кстати, мама, вглядись в этого субъекта. Тебе ни о чем не напоминают эти чистые глаза и высокий лоб Сократа?

Женщина добросовестно оглядела Глеба и с сомнением покачала головой.

– Это Глеб Казарцев. Я с ним вместе ходил в детский сад, в старшую группу.

– Что ты говоришь! – улыбнулась женщина. – Он действительно изменился.

– Да, ничто так не старит, как время! – подхватил Никита шутливым тоном.

– Чем вы занимаетесь, Глеб? – спросила женщина.

– Он будущий великий ученый, мама, – продолжал Никита с серьезным выражением лица. – Он тот, кто за столом у нас не лишний. К тому же он рожден, чтоб сказку сделать былью.

Глеб стоял и натянуто улыбался.

– Ешьте, ешьте. Кажется, пирог удался, – женщина оглядела захламленную комнату, вздохнула и вышла.