Читать книгу - "Повседневная жизнь этрусков - Жак Эргон"

В лесах и зарослях кустарника в изобилии водилась всевозможная дичь. Когда Рутилий Намациан плыл в родную Галлию, буря вынудила его задержаться в гавани Пизы (впоследствии там вырос Ливорно), и он воспользовался этой вынужденной остановкой, чтобы поохотиться. «Хозяин дома снабдил нас охотничьим оружием и собаками, обученными находить дичь по запаху. Попав в наши ловушки, в широкие и коварные петли наших сетей, там бился вепрь со страшными острыми клыками. Даже Мелеагр с могучими руками устрашился бы к нему подступиться, он вырвался бы даже из хватки Геракла. Но вот над холмами зазвучала труба, эхом от них отражаясь; под песни было легче нести добычу».

Это описание относится к 417 году н. э., однако во всех подробностях, десять веков спустя, воссоздает картины с этрусских памятников, относящиеся ко временам мифического Лавза, сына Мезенция и debellator ferarum (усмирителя зверей): оружие, рогатины, дротики и топоры, собаки, взявшие след, силки из Фалерий, в которые попадается дикий зверь (Tuscus aper Статия), призывные звуки рожка из чащи леса и возвращение с охоты с тушей кабана, привязанной за ноги к шесту, который несут на плечах двое слуг, — все, вплоть до упоминания о калидонском и эриманфском вепрях, будоражавших воображение лукумонов, отображено на фризах кладбища Чертоза и фресках из гробниц Кверчьола и Скрофа Нера в Тарквиниях. Охота на кабана, на оленя, на зайца…

В конце Республики (письменные свидетельства относятся лишь к этому периоду, и нигде не сказано, что речь идет о нововведении) на территории Тарквиний существовали заповедные охотничьи угодья площадью десять гектаров, владелец которых, К. Фульвий Липпин, разводил там не только зайцев (благодаря чему такие заповедники обычно называли leporarium), не только оленей и ланей, но и диких баранов. Варрону были известны и более обширные угодья в окрестностях Статонии. Феодальная структура общества и обилие дичи объясняют, откуда взялись охотничьи навыки этрусков. Но возможно, к этому еще примешивались малоизвестные и неписаные народные традиции, некая религиозная близость к миру животных, уходящая корнями далеко в прошлое: далее мы процитируем по этому поводу удивительный текст Элиана о роли музыки в поимке диких зверей у псовых охотников из этрусских преданий.

Искусство этрусков, сформировавшееся под влиянием эллинской культуры, всегда тяготело к изображению животных в качестве декоративных элементов. Пантеры по обе стороны колонны, львы, настигающие газелей, составляют обычный набор зверей и, вкупе с изображениями мифических сфинксов и грифонов, застилают завесой иллюзии реальность, в которой бродили настоящие волки.

Некоторые рисунки вызывают вопросы, например изображения обезьян. Дело в том, что мы обнаруживаем целый обезьяний питомник на фибулах Виллановы, на амулетах и янтарных ожерельях из Ветулонии и Марсилиана д’Албенья, на амфоре из Тральятеллы, относящейся к концу VII века до н. э., на которой изображен всадник, посадивший сзади себя обезьянку, однако восточное происхождение этого сюжета очевидно, особенно в сравнении с находками с Самоса. В хорошо известной гробнице из Кьюзи, относящейся к первой половине V века до н. э., изображены ритуальные игры в честь умершего, включающие все развлечения народного цирка, и в том числе обезьянка на цепочке рядом с карликом и гимнастом. На росписях из гробницы Сетте Камини недалеко от Орвьето, датируемой VI веком, также присутствует обезьяна.

Трудно поверить, чтобы эти домашние животные были изловлены в соседних горах. Они считались предметом роскоши, и мода на них пошла из Греции. Домашняя обезьянка сыграла свою роль в начале комедии Плавта «Хвастливый воин», действие которой происходило в Эфесе. Но главным рынком этих животных была Северная Африка. Нумидиец Масинисса спросил однажды любителей, пожелавших купить большое количество обезьян: «Неужто в вашей стране женщины не рожают детей?» В «Пунийце» Плавта показано, что в знатных домах Карфагена держали ручных обезьянок, способных играючи укусить маленького мальчика и оставить на его руке памятную метку, которая пригодится для счастливой развязки комедии. «Местные» же обезьяны — надо полагать, сувениры, захваченные каким-нибудь наемником из Клузия, сражавшимся в Африке, или подарки купца-карфагенянина своим клиентам из Орвьето. Это всего лишь свидетельство близких отношений между двумя народами.

Но не всё так просто — два факта сбивают с толку. Остров Искья, где в VIII веке до н. а высадились первые поселенцы-халкидяне, был назван ими Питекусса, от слова pithècos — «обезьяна», и этим экспрессивно окрашенным топонимом греческие авторы пользовались для обозначения разных мест в Африке, где в изобилии водились обезьяны. С другой стороны, древние лексикографы настойчиво донесли до нас наименование обезьяны на этрусском языке — arim-, и если эта глосса точна, то название реки Ariminus, в устье которой этруски основали город Аримин (современный Римини), можно перевести как «Обезьяний ручей», наподобие того, что течет в ущелье Хиффа близ Блиды в Алжире.

Вероятно, то же самое слово лежало в основе туземного названия Искьи — Enarime, которое греки перевели на свой язык, придав ему форму Энария. Так что перед нами вопрос, который занимал Страбона и над которым ломали голову ученые Нового времени. В arim- предполагали заимствование из пунического наречия — harim («курносый» — так карфагеняне называли своих обезьян). Значит, Enarime получила свое название под их влиянием. Но ни карфагеняне, ни финикийцы не появлялись в окрестностях Аримина. И что? В давние времена в Италии водились обезьяны: и их ископаемые останки были обнаружены в Тоскане, они оставили свой след в древней топонимике. Кстати, любопытно, что Гомер, Гесиод, Пиндар знали страну Arimnoi, лежащую в районе Сирии. Слово arim- здесь, вероятно, принадлежит к средиземноморскому субстрату. Что касается эпохи, о которой идет речь, то это дела не меняет: янтарные ожерелья VII века — простые безделушки, а гробница Обезьяны в Кьюзи свидетельствует только о дружбе между Карфагеном и Этрурией.

В небе Этрурии носились птицы, за полетом которых внимательно наблюдали гаруспики. Их «сборники примеров» (Ostentaria) иллюстрированы изображениями птиц разных видов, появление каждого из которых имеет свое значение. Были там и такие, по словам Плиния, которых никто никогда не видел. Но именно благодаря этим книгам мы знаем, как на этрусском языке будет «орел» — antar, «ястреб» — arac, «сокол» — capu. В сцене гадания из гробницы Франсуа был опознан дятел, готовый взлететь.