Читать книгу - "Движение вверх - Сергей Белов"

В итоге алгоритм моих действий в выездных играх ЦСКА (кстати, все эти игры в том сезоне мы выиграли, включая главную — реванш против «Иньиса» в финале Кубка европейских чемпионов) был следующим. Первые 10 минут я вел игру со скамейки, а ребята создавали определенный задел. Оставшиеся 30 минут я в основном находился на площадке, с которой и руководил заменами, тайм-аутами, общался с судьями и т. д. В финале Кубка чемпионов в Антверпене я также вышел на площадку после 10-й минуты и за оставшееся время принес команде более 20 очков.

С учетом сложности ситуации в руководстве клуба успех ЦСКА был особенно неожиданным и значимым. Но, видит Бог, у меня и в мыслях не было развивать свой тренерский успех. Я еще не насытился игрой, и никакое руководство командой не способно было меня от нее отвлечь. Однако, вручая Александру Яковлевичу в аэропорту по прилете «Серебряную корзину» ФИБА, я поймал такой взгляд наставника, что впервые подумал: «Да, пожалуй, тренером в ЦСКА мне не быть...»

Испытание на прочность

Чемпионат Европы 1971-го проходил в Германии, в Эссене. Состав сборной СССР не обновился радикально. Пожалуй, единственным сюрпризом для всех стало появление в ней никому не известного Ивана Едешко. Еще одним дебютантом стал эстонец Таммисте. В составе команды при Кондрашине закрепились уже появлявшиеся в ней при прежнем руководстве Александр Белов и Михаил Коркия. Разумеется, их уверенность в себе выросла соразмерно существенно большему доверию нового тренера.

Костяк команды Кондрашин сохранил — Андреев, Саканделидзе, Паулаускас, Сергей Белов, Жармухамедов, Поливода были уже проверенной в боях самого разного уровня дружиной, и искать от добра-добра было бессмысленно. Болошев и Томсон также не были новичками. В национальной команде были собраны объективно лучшие на тот момент баскетболисты Союза. Задача Петровича состояла не в том, чтобы принципиально обновить состав, а в том, чтобы дать ему дополнительно раскрыться. Было впечатление, что это тренеру удалось. Мы уверенно прошли весь турнир, в полуфинале разобравшись с сильной итальянской сборной, а в финале поставили на место чемпионов мира — югославов.

Чемпионат в Эссене стал для меня лично новым испытанием на прочность. Во время турнира я заболел. Уже в полуфинале чувствовал себя очень плохо, а перед финалом и вовсе слег — температура под 39, кровь носом. Думал, что сдохну. Ничего — скрыл от всех и играл, не подавая виду. Шесть часов после того выигранного финала я не мог выпить ни глотка из любезно предлагаемого мне товарищами по команде — все комом стояло в горле. Только в 4-5 утра я сумел проглотить какую-то дикую смесь из пива и шампанского.

Мужская работа

Свой поступок я не считал подвигом. Если бы я сообщил о своей болезни и попросил освободить от игры, меня бы не расстреляли, не отчислили из сборной. Вполне возможно, что и результат матча и турнира был бы для команды таким же успешным и без меня. Но добиться его команде совершенно точно было бы сложнее. Я уже обладал определенными опытом и интуицией и знал, что итальянцы в полуфинале меня бздят, югославы в финале меня бздят, так как же это я им дам спокойной жизни и какие-то надежды на успех? Нет, это не было геройством, это был мой осознанный и спокойный выбор.

Членство в сборных командах Советского Союза предоставляло спортсменам многое: возможность добиться высочайших спортивных результатов, признание их профессионального мастерства, поездки, дополнительные доходы, фактическое присутствие в советской номенклатуре. Но не стоит недооценивать и моральные аспекты мотивации — патриотизм, любовь к Родине, желание защитить ее спортивную честь на международных аренах.

Всем памятны знаменитые слезы Ирины Родниной^[17] на олимпийском пьедестале в момент исполнения национального гимна. Немедленно нашлись и злопыхатели, говорившие: «Пустила слезу, чтобы получить орден Ленина». Но для большинства нормальных людей эта реакция спортсменки на свою победу в честь великой державы была вполне адекватной.

В 1996-м в Атланте спортсмены США вообще проливали ведра слез — женщины и мужчины, по поводу побед и поражений, везде и всюду — на пьедестале, в бассейне, в яме для прыжков, везде. У всех это уже вызывало исключительно умиление любовью этих парней и девчат к своей великой стране, к звездно-полосатому флагу. Возможно, так плакать напоказ — все-таки немножко перебор, но в целом в ощущении причастности твоей олимпийской победы к великим свершениям великого государства я ничего дурного не вижу.

Помню, как меня впечатлила в 1994-м реакция сына, который позвонил из Штатов и с искренним возмущением поведал мне, как у них в колледже на занятиях по истории утверждают, что. Вторую мировую войну выиграли США! Что касается моего поколения, то ему любовь к Родине и безупречное уважение к ее интересам были привиты на порядок крепче. Безусловно, играла определенную роль и идеологическая накачка о зверином оскале империализма, которую каждый советский гражданин впитывал с детства. Верить мы ей особо, конечно, не верили, но и любви к империалистам не испытывали.

Главным в мотивации к членству в сборной был, и это вполне естественно, доступ к высшим спортивным достижениям. Как я уже говорил, каждый спортсмен прекрасно понимал все плюсы и минусы от присутствия в профессиональном спорте и осознанно делал свой выбор в пользу сборной. Уговаривать и убеждать никого было не надо.

Желание выступать за сборную — во всем комплексе названных мной факторов — было столь сильным, что спортсмены выходили на ответственные старты с тяжелыми травмами. У американцев подвернутый голеностоп означал гипс на три недели, у нас на следующий день тебя ставили на игру, хотя опухшая нога не влезала в кроссовок.

Без какого-либо преувеличения скажу, что главным в этом были не какие-то личные шкурные интересы, а стремление помочь команде. И геройством свое поведение никто не считал — нормальная мужская работа.

Возвращаясь к рубежу 60-70-х, скажу, что именно в это примерно время я, как мне кажется, заматерел, вышел на новый уровень мастерства. Вместе с обновленной национальной командой и новым тренером я был готов к завоеванию новых, теперь уже высочайших вершин в мировом спорте. Мне стало все равно, с кем, когда и где играть. Годы тренировок и выступлений постепенно превращали меня в мастера Большой Игры.