Читать книгу - "Московское царство и Запад. Исторические очерки - Сергей Каштанов"

При рассмотрении «развития церковного иммунитета» Юшков уделил главное внимание усилению его социальной направленности и возникновению земельной базы: «…Перечень лиц, подлежащих епископскому церковному суду, все более растет, начинает захватывать уже и те элементы, связь которых с церковью основывается на хозяйственно-экономических отношениях»^[388]; «…первоначальные постановления о церковной юрисдикции стали носить и территориально-поземельный характер»^[389]; расширение канонических прав церкви «имело целью обобщить иммунитетные формы^[390] для церкви и придать им территориально-поземельный характер»^[391].

Юшков считал, что «иммунитет уже достаточно развивался (так! – С. К.) в XII в. и был уже обычным институтом на исходе рассматриваемой эпохи»^[392].

Общую тенденцию эволюции иммунитета Юшков изображал как путь от полных изъятий к менее полным, но эту меньшую полноту позднейшего иммунитета он объяснял «не столько стремлением князей ограничить иммунитет, сколько расширением^[393] публичных прав и установлением^[394] новых публично-правовых обязанностей, благодаря новым экономическим условиям и социально-политической перестройке»^[395] – напротив, «…крайняя несложность, малочисленность прав, которые могли обеспечиваться иммунитетом ΧΙ-ΧΙΙ вв., побуждает думать, что они обеспечивались им всецело, без тех ограничений, которые мы наблюдаем обычно в XIV–XVI в.»^[396].

Конечно, установление новых налогов и повинностей было само по себе формой ограничения иммунитета, ибо для освобождения от них требовалась жалованная грамота, но в то же время через жалованные грамоты XIV–XV вв. проводилась отмена именно старинных и «простейших» привилегий – свободы от дани^[397] и полного судебного иммунитета^[398]. Поэтому трактовка Юшкова не исчерпала всей глубины вопроса и не перечеркнула тезис об ограничительной политике князей.

Юшков коснулся и проблемы сходства русского иммунитета с западным. Он в целом поддержал мнение Павлова-Сильванского, заявив, что «исходные пункты» русского иммунитета аналогичны с западными, «более или менее и объем прав по иммунитету как у нас, так и [на]^[399] Западе, был одинаков»^[400].

Главную специфику русского иммунитета Юшков усмотрел в наличии грамот с «положительной» формулировкой иммунитетных норм. Если Покровский подразумевал под «положительным» признаком иммунитета существование вотчинной власти независимо от грамот, то Юшков называл «положительным иммунитетом» или «иммунитетом в широком смысле» такое пожалование, при котором иммунитетные права передавались в форме их утверждения за землевладельцем, а не в форме отрицания прав местных агентов князя. Пожалования последнего типа Юшков определял в качестве «отрицательного иммунитета» или «иммунитета в тесном смысле слова». При этом в обоих случаях имелись в виду словесные формулировки грамот. Поскольку «положительный иммунитет» встречается в древнейших грамотах, Юшков говорит, что «иммунитет положительный как бы предшествовал иммунитету отрицательному», отрицательный иммунитет возник из положительного^[401]. Автор усиленно подчеркивал этот момент, но он ему мало что давал при его концепции государственного происхождения иммунитета в целом.

Сравнение с западными источниками навело Юшкова на мысль об особой архаичности «положительного иммунитета»: «Даже ранние меровингские дипломы всегда формулировались отрицательно… Возникает вопрос, не носит ли эта форма иммунитета (положительная. – С. К.) глубоко архаические черты, уже изжитые в раннем западноевропейском средневековье и сохранившиеся только у нас?»^[402]. Ответа на этот вопрос наша историография пока не дала, хотя решение его может оказаться совсем не таким, каким оно рисовалось Юшкову.

Юшков игнорировал специфику феодальной собственности на землю и особенности ее функционирования на Руси в разные периоды развития феодализма. Это позволило ему возродить в правах гражданства «жалованную» теорию происхождения иммунитета. Но это возрождение старой теории проходило на иной основе, чем в трудах Сергеевича, Милюкова или Любавского. Автор признавал наличие феодализма на Руси, иммунитет он считал одним из важнейших устоев феодализма и солидаризировался с тезисом об однородности русского и западного иммунитетов. Другими словами, теперь опровержение Павлова-Сильванского сочеталось с глубоким усвоением кардинальных положений его концепции.

Через год после появления работы Юшкова, в 1926 г., вышла книга С. Б. Веселовского, где тоже проводилась мысль, что источник иммунитета – княжеское пожалование. Веселовский изложил здесь свои взгляды на происхождение и развитие иммунитета светских лиц, оставив вне сферы изучения монастырский иммунитет, но коснувшись некоторых вопросов истории иммунитета церковных учреждений. Под иммунитетом Веселовский подразумевал предоставление тому или иному лицу податных и судебных привилегий. Вслед за Сергеевичем он говорил о пожаловании иммунитета тяглым людям – рыболовам, сокольникам, кирпичникам^[403], бортникам^[404], ставя знак равенства между иммунитетом феодалов-землевладельцев и корпоративными привилегиями некоторых групп тяглецов^[405], не имевших права феодальной собственности на землю и не владевших крестьянами.

Согласно мнению Веселовского, «судебные и другие иммунитетные права землевладельцев в XIV–XVI веках могли…основываться только на княжеских пожалованиях»^[406], поэтому они «имели личный характер и вовсе не были связаны с землевладеньем частных лиц по обычному праву»^[407]. Выясняя происхождение иммунитета светских вотчинников, Веселовский видел корни его в рабстве, когда господин являлся единственным судьей раба: «Самые глубокие корни иммунитета имели не земельный, а личный характер, вытекали из личных отношений сильных к слабым»^[408].