Читать книгу - "Альтернативная история Жанны д’Арк - Сергей Нечаев"

Совершенно особое место среди многочисленных участников процесса по делу Жанны занимали члены делегации Парижского университета, прибывшие в Руан в конце января 1431 года. Их было шестеро: Жан Бопэр (Jean Beau-pere), Николя Миди (Nicolas Midi), Тома де Курселль (Thomas de Courcelles), Жерар Фейе (Gerard Feuillet), Жак де Туренн (Jacques de Touraine) и Пьер Морис (Pierre Maurice).

Анри Гийемен называет их «бандой докторов». Авторитетные ученые-теологи, они вовсе не были кабинетными затворниками. Политика, политика и еще раз политика. Эти вполне земные страсти волновали их куда сильнее, чем абстрактное богословие, да и само оно, как это с полной очевидностью показал руанский процесс, было преданной служанкой политики. Это и понятно: ведь от Бога происходит религия, богословие же происходит от людей со всеми их пороками. Парижский университет, цитадель теологии тех времен, был не только «мозговым трестом» католической церкви, но и влиятельнейшей политической организацией, а люди, которые представляли эту организацию в Руане, принадлежали к числу ее руководителей.

Вот эта-то «банда докторов» и составляла своеобразный штаб трибунала. Без их ведома и согласия не предпринималось решительно ничего. Они неизменно присутствовали на всех допросах Жанны, как публичных, так и тайных (на последние допускались лишь особо доверенные члены суда). Зачастую епископ Кошон поручал кому-нибудь из них вести допрос. Они составляли наиболее важные документы процесса, в том числе обвинительное заключение. Они произносили речи и проповеди, и в них они неизменно подчеркивали свое негативное отношение к Жанне.

* * *

Как пишет Фредди Ромм, «Кошон фактически просто исполнял обязанности палача, делал грязную работу, а идейными вдохновителями процесса с церковной стороны были другие».

Катастрофическое неравенство сил! С одной стороны — светила богословской науки, искуснейшие теологи и опытнейшие правоведы, с другой — совсем еще молодая девушка. И она должна была вести с ними поединок. Одна. Без совета и чьей-либо помощи. Вопрос, могла ли с этим справиться простая безграмотная «пастушка», на наш взгляд, является явно риторическим.

Вообще же стремление сторонников традиционной версии о «пастушке Жанне» не замечать ее очевидной грамотности не может не вызывать удивления. Она писала письма, читала тексты, пыталась руководить войсками, неплохо разбиралась в географии и придворном этикете — все это отбрасыватся в сторону. При этом «традиционалисты» противоречат друг другу, а порой и сами себе. Например, Мария-Йозефа Крук фон Потурцин в своей известной книге «Жанна д’Арк» пишет:

«Начиналась неравная борьба между крестьянской девушкой, которая не отличала «а» от «б», и сотней ученейших профессоров первого университета мира; неравная борьба между мужчинами, живое мировоззрение которых окаменело, превратившись в неподвижный закон, и девушкой, своими собственными силами читавшей по Книге Господней; между людьми, которые, будучи воплощением земной мощи, действовали из страха перед земными властями, и существом, лишенным всяческой земной поддержки, но черпавшим силу из областей не принадлежащих к этому миру».

С другой стороны, этот же автор, ссылаясь на Жана д’Алансона, утверждает, что Жанна «разбиралась во всем, что имеет отношение к войне: могла вонзить пику и провести смотр войска, выстроить армию в боевой порядок и разместить пушки. Все удивлялись, что она была столь осмотрительна в своих делах, как боевой командир с 20- или 30-летним опытом». И это пишется о крестьянской девушке, которая якобы не отличала «а» от «б»? Не смешно ли?

Роже Сензиг и Марсель Гэ по этому поводу придерживаются следующего мнения, с которым трудно не согласиться:

«Лингвистический анализ писем Девы и ее ответов на Руанском процессе позволяет констатировать тот факт, что Жанна обладала очень обширным словарным запасом, включавшим в себя такие области, как религиозная, военная, дипломатическая и политическая. Подобная лексика не могла быть лексикой крестьян из Домреми… Очевидно, что Жанна получила солидное интеллектуальное образование».

* * *

А теперь вернемся к суду. Он был призван не только уничтожить Жанну, но и, воздействуя на религиозные чувства простых людей, очернить в их глазах всю ее деятельность. По замыслу организаторов процесса, сделать это должны были именно французы — соотечественники подсудимой.

Среди участников руанского процесса никто не питал никаких иллюзий, решительно всем было ясно, что они принимают участие в деле, весьма и весьма далеком от «света души» и «смирения разума».

С удивительным цинизмом говорил об этом Пьер Мижье (Pierre Migiet), доктор богословия и приор Лонгвилля, который был на суде одним из самых рьяных подручных епископа Кошона, а впоследствии стал лояльным подданным Карла VII:

«По моему убеждению, и как я мог судить об этом по фактам, англичане люто ненавидели Жанну и жаждали ее смерти любым способом. И это потому, что она оказывала помощь нашему христианнейшему государю. Я слышал от одного английского рыцаря, что англичане боялись ее больше, чем сотни солдат. Говорили, что она наводит порчу. Само воспоминание об одержанных ею победах приводило их в трепет. Таким образом, процесс против нее затеяли англичане. Это по их наущению духовенство произвело судебное разбирательство».

Ну, конечно! Во всем виноваты англичане! Это они избрали для расправы над Жанной форму инквизиционного процесса. Это они придумали хитроумный ход, позволяющий за счет упрощенного характера судопроизводства осуществить желанную расправу сравнительно легко, сохранив при этом видимость законности.

Жанне пришлось испытать на себе всю силу этого произвола: ее привлекли к суду на основании голословного подозрения, она не имела адвоката, от нее скрыли имена свидетелей и содержание их показаний. И, наконец, идя на первый допрос, она не знала ни того, в чем ее будут обвинять, ни того, каким материалом располагают судьи.

А располагали против нее очень немногим, хотя епископ Кошон и приложил максимум усилий для того, чтобы собрать хоть какой-то компрометирующий Жанну материал.