Читать книгу - "Альтернативная история Жанны д’Арк - Сергей Нечаев"

Итак, пока Жанна еще не была во власти англичан. Она находилась в руках Жана Люксембургского, и лишь один человек, кроме него, имел бесспорное право распоряжаться ее судьбой. Этим человеком был герцог Бургундский, который в качестве сюзерена Жана Люксембургского мог в любой момент затребовать высокопоставленную пленницу к себе.

Но, как ни странно, он не сделал этого, предпочтя оставить Жанну у своего вассала. Почему? Уж не потому ли, что он сам еще не принял окончательного решения относительно дальнейшей судьбы Жанны?

Герцог Бургундский прекрасно понимал значение разгрома англичан в долине Луары и последовавших за этим военно-политических успехов Франции. В его глазах «дело Англии» на французской территории было практически проиграно, и полная победа Франции представлялась лишь вопросом времени. Блюдя свои личные интересы, он начал потихоньку высвобождаться из союза с англичанами, становившегося для него все более и более небезопасным. Начиная с лета 1429 года в политике герцога Бургундского стала просматриваться осторожная тенденция к сближению с Карлом VII. Первым шагом в этом направлении, как мы уже знаем, было заключенное в августе перемирие. Оно, правда, оказалось недолгим, но и после возобновления военных действий дипломатические контакты между Бургундией и Францией не прекращались.

Роль посредника в этих контактах взял на себя герцог Амадей Савойский.

25 мая 1430 года, то есть через день после пленения Жанны, герцог Бургундский написал письмо герцогу Савойскому, в котором попросил выяснить, насколько серьезны намерения французов вновь начать мирные переговоры. В конце письма он сообщал:

«Волею нашего благословенного Создателя женщина, называемая Девой, была взята в плен. Ее пленение докажет заблуждения и безрассудность доверия всех тех, кто проявил к деяниям сей женщины благосклонность и одобрил ее поступки».

Адресованное герцогу Савойскому, письмо это на самом деле предназначалось для Карла VII. Его дата и содержание свидетельствовали о том, что герцог Бургундский в значительной степени связывал дальнейшую судьбу пленницы с возможной реакцией короля Франции. По сути, он делал ставку на Жанну в той политической игре, которую намеревался вести со своим коронованным в Реймсе кузеном.

Герцог Савойский немедленно переслал копию этого письма в Жьен, где располагался тогда французский двор. Ответ Карла, датированный 29 июня, был весьма уклончивым: король приветствовал стремление своего кузена к миру, но пока воздерживался от вступления с ним в открытые переговоры. О Жанне в письме не было сказано ни слова.

Когда посланец герцога Савойского вручил копию этого ответа герцогу Бургундскому, тому стало ясно, что если случай и послал ему важный козырь в лице пленной Жанны, то использовать этот козырь в игре с Карлом VII он не сможет. Получалось, что французский король давал понять, что он нисколько не заинтересован в судьбе Жанны и не намерен предпринимать действия в ее защиту. Как бы отныне ни складывались франко-бургундские отношения, на участь «женщины, называемой Девой», они уже никак повлиять не могли.

Теперь герцог Бургундский имел полное право попытаться разыграть свою «козырную карту» в другом направлении, начав переговоры с англичанами об условиях продажи им «Лотарингской колдуньи».

Как видим, Карл VII ничего не сделал для того, чтобы спасти Жанну в то время, когда она находилась у бургундцев, и когда сделать это было относительно легко.

«Бургундцы, — замечает по этому поводу Анри Гийемен, — избавив его от Жанны, оказали ему слишком большую услугу, чтобы он захотел раскошелиться на ее выкуп».

А архиепископ Реньо де Шартр, словно оправдывая бездействие своего «хозяина», обратился к французскому народу с пространным посланием, в котором говорилось о том, что Жанна во всем виновата сама. Обосновывал он это так:

«Бог допустил, чтобы Дева была взята в плен за то, что она возгордилась, что она не слушалась ничьих советов, а всегда поступала по-своему».

В принципе, в этом архиепископ был не так уж и неправ.

Из лагеря под Компьенем Жанну перевезли сначала в Нуайон, а оттуда в принадлежавший Жану Люксембургскому замок Болье-ан-Вермандуа, находившийся в 10 км. Там она пробыла до начала августа 1430 года.

Находясь в Болье, Жанна не могла пожаловаться на жестокое обращение. Содержали ее хорошо, как и положено содержать знатную особу. При ней постоянно находился ее верный Жан д’Олон и Пьер д’Арк, также взятые в плен под Компьенем. Как пишет Фредди Ромм, Жан д’Олон «пользовался некоторой свободой передвижения и приносил девушке новости о том, что происходит на воле».

Но вскоре близость к району военных действий заставила Жана Люксембургского увезти Жанну еще дальше на север. Там, в глубине пикардийских лесов, находился его родовой замок Боревуар — мрачная крепость с высокой башней, обнесенной несколькими рядами зубчатых стен. Пленнице отвели помещение в верхнем этаже башни.

Бежать из Боревуара было совершенно невозможно, да и некуда.

Впрочем, Жанна все же предприняла одну попытку побега. Она прикрепила несколько связанных и скрученных жгутом простынь к оконной раме (решетки на окне не было, потому что оно казалось слишком высоким, чтобы узница могла из него выпрыгнуть) и, держась за это подобие веревки, начала спускаться в тюремный двор. «Веревка» оборвалась, и Жанна, как пишут Роже Сензиг и Марсель Гэ, «поранилась, упав прямо на камни». После этого она кое-как доползла до тюремных ворот, но там ее схватили стражники.

После этого 3 дня Жанна была больна, ничего не ела и не пила, но потом поправилась.

В истории сохранилось несколько версий этой попытки побега Жанны, но все они выглядят странно. Зачем, например, Жанна пошла на такой риск, если она, как потом неоднократно утверждалось, так доверяла своим «голосам», которые говорили ей, что все закончится хорошо? «Получается, — как пишет Фредди Ромм, — дополнительный аргумент в пользу версии о том, что «голоса» были выдуманы Жанной».