Читать книгу - "Кровавый век - Мирослав Попович"

«Катастрофизм» постмодерна скорее следует очертить как утверждения о нелепости и неосмысленности истории и человеческого бытия, которые действительно воспроизводит в усиленном виде безнадежность модернистского «декаданса» и не раз провозглашаемую концепцию абсурдности бытия.

Что же такое «постмодерн»? В универсальном европейском энциклопедическом словаре о постмодернизме сказано: «течение катастрофизма, условность литературных форм, фабулы, рассказы, частое использование имитации, цитат, пародии, наследования (Дж. Барт, С. Рушди, У. Эко и др.); в архитектуре, графике и промышленном дизайне сочетания исторических стилей, геометрических форм, часто контраста цветов; главные представители постмодернистской мысли: Ж. Ф. Лиотар, Ж. Деррида, Ж. Делёз, Г. Силвермен и др.».^[795]

Вот что дальше говорится в упомянутом французском словаре: «…художественная тенденция конца XX ст., которая следует за модернизмом и порывает с его строгостью с помощью определенной фантазии, как в содержании, так и в форме».^[796] Это «модерн»-то с его дадаизмом или Сальвадором Дали, оказывается, был слишком строг!

Анализ литературных произведений, которые относятся сегодня к самому типичному постмодерну, привел Д. В. Затонского^[797] к выводу, что классическими образцами «постмодерна» можно считать также «Дон Кихота» Сервантеса, «Гамлета» и еще некоторые произведения Шекспира, «Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена» Лоуренса Стерна. Черты «постмодерна» приобретает каждое явление, к которому применимы характеристики «культуры смеха», данные М. М. Бахтиным. Нервный смех, сопровождающий каждую встречу человечества с «нижним миром» и его силами, имеет общие черты с сегодняшней рафинированно-иронической литературой «постмодерна». Мнение Д. Затонского о вечных «коловоротах» культуры между «модерном» и «постмодерном» или его аналогами в давней истории может быть подтверждено многими примерами.

Но тогда слова «модерн» и «постмодерн» теряют всякое содержание. Нужно говорить о каких-то других, более общих циклах, приливах и отливах человеческих надежд. И к тому же при столь общей трактовке «постмодерна» теряют смысл именно те его характеристики, в которых их авторы видели главное: открытие коренного поворота в истории, что ставит точку на всей эпохе «Просвещения», «Модерна» или «Нового времени».

Что же стоит за апокалиптическим провозглашением конца целой исторической эпохи – Нового времени, так убедительно выраженным очень чувствительной к социальным переменам части европейских и американских интеллектуалов?

Перенесение начала эпохи «Модерн» где-то к Гегелю или Д’Аламберу, а то и к Кромвелю, Френсису Бэкону и Шекспиру, вызывает протест у культурологов, но полностью логично с точки зрения историков: речь идет о том же «Новом времени», которое канонически начинается для Англии с XVII века, для Франции – с конца XVIII. Идет речь, как говорилось выше, об эпохе европейского капитализма, буржуазного общества и «целерациональной деятельности». Эта эпоха принципиально иначе, чем все другие общества, легитимизирует свои решения – не приспосабливая их к прошлому, не освящая настоящим или мнимым соответствием с мудростью праотцов, исходя не из прошлого как «золотого века», а из будущего как «светлой цели» и, следовательно, из идеальных принципов. Соответственно в нетрадиционном обществе должны быть рационально осмыслены и пути достижения будущего. Традиционализм, который во всех предыдущих цивилизациях не имел серьезного антипода, приобретает в Европе Нового времени черты политического консерватизма, являющегося в действительности консервативным реформизмом – приспособлением потребности в непрестанном прогрессе к миру нерушимых традиций. И в то время как консервативные либералы или либеральные консерваторы устами Фрэнсиса Фукуямы провозглашают завершение истории, постмодернисты провозглашают завершение целерациональной истории и начало чего-то совершенно нового.