Читать книгу - "Дневник Чумного Года - Даниэль Дефо"

Когда Джон Хейуорд подъехал со своим колокольчиком и телегой и нашел два тела, лежащих у ларька, то их подняли обычными приспособлениями и бросили в телегу; и все это время волынщик крепко спал.

Оттуда они поехали по другим улицам, подбирая трупы, покуда, как сказал мне честный Джон, они чуть не похоронили волынщика заживо, прямо в телеге; однако за все его время он так и не проснулся; наконец, телега приехала к тому месту, где тела предавали земле; было это, насколько помню, около Маунт-Милл;[177]но там телега какое-то время ждала, пока все не будет готово принять ее горестный груз; так вот, как только телега встала, парень проснулся, с трудом высвободил немного голову из-под трупов и, приподнявшись в телеге, заорал:

— Эй! Где это я?

Это страшно напугало помощника сторожа, но немного погодя он пришел в себя и воскликнул:

— Господи, спаси и помилуй! В телеге кто-то живой!

Тогда беднягу спросили:

— Ты кто будешь?

И парень ответил:

— Я бедный волынщик. Куда я попал?

— Куда ты попал? — переспросил Хейуорд. — Ты попал в погребальную телегу, и мы сейчас тебя похороним.

— Но ведь я вроде не помер? — спросил волынщик, и это всех слегка развеселило, хотя поначалу они были очень напуганы. Так что они помогли бедняге выбраться, и тот пошел своей дорогой.

Надо заметить, что погребальные телеги в городе не были закреплены за определенным приходом; и одна телега могла обслуживать несколько приходов, в зависимости от количества трупов; и увозили их не обязательно на соответствующее приходское кладбище; многие трупы из Сити за неимением места вывозили за город.

Я уже говорил о страхе и удивлении, которые вселял в людей этот мор. Теперь же хочу сделать несколько серьезных замечаний нравственного характера. Уверен, что никогда еще город — во всяком случае столь огромный город — не оказывался до такой степени не подготовленным к этому ужасному испытанию, будь то светские власти или духовенство. Как будто не было предупреждения, предчувствия, ожидания; соответственно и не было сделано в городе ни малейшего запаса провизии для общественных нужд. Например, лорд-мэр и шерифы не сделали запасов провизии для тех нужд, которые можно было предвидеть. Они не предприняли никаких мер, чтобы облегчить положение бедняков.[178]У жителей города не было складов зерна и муки для поддержания бедняков, которые — будь у них эти склады, как в подобных случаях делалось за границей, — облегчили бы положение многих несчастных семейств, доведенных теперь до отчаяния.

О состоянии финансов в городе могу сказать немногое. Поговаривали, будто Лондонское казначейство было баснословно богато, и это подтверждается огромными суммами, полученными от него год спустя на восстановление общественных зданий, пострадавших от лондонского пожара, а также на новые строительные работы; в первом случае я имею в виду прежде всего Гилдхолл,[179]Блэкуэллхолл, частично Леденхолл,[180]половину Биржи,[181]Сешн-хаус, Бухгалтерию, тюрьмы Ладгейт[182]и Ньюгейт,[183]верфи, лестницы, пристани и многое другое — все то, что было сожжено и попорчено во время Великого лондонского пожара, случившегося через год после чумы; во втором — Монумент,[184]Флитскую канавку[185]с ее мостами, Вифлеемский госпиталь, или Бедлам,[186]и т. д. Но, возможно, распределители городских кредитов в те времена больше совестились брать сиротские деньги на благотворительность для доведенных до крайности людей, чем распределители последующих лет — на украшение города и восстановление зданий; несмотря на то, что в первом случае пострадавшие могли бы считать свои деньги лучше потраченными и общественное мнение было бы меньше склонно к упрекам и возмущению.