Читать книгу - "Новые миры взамен старых - Ирина Владимировна Скарятина"

замороженное яблоко. Всё это умерло и кануло в Лету. Тогда я была Зиной, которой мог приказывать и Семён Романович, и Юлия Артемьевна, и кто угодно другой. Меня могли брать на работу и выгонять, мной могли помыкать в соответствии с пожеланиями других людей. Я ничего не знала, я была напугана, я думала, как и Дедушка, что мы рождены, чтобы служить хозяевам.

Когда пришла революция и погибли ваши папаша и мамаша, я слегка обезумела. Мне говорили, что я свободна, что я могу делать всё, что пожелаю, что я ничем не хуже других. Я бегала кругами, как молодая собачонка за своим хвостом, намеренно задевая, когда могла, старых буржуев, глумясь над ними и показывая им и всему свету, что я, Зина, свободна, свободна, свободна. Но позже я познакомилась с работницей обувной фабрики Аллой Петровой. Она была хорошо образованной, являлась старой революционеркой и знала, что означает настоящая свобода. Не просто толкать стариков, выкрикивая оскорбления, а делать что-то совсем другое, что-то настоящее и прекрасное. Я проработала с ней несколько лет, и она многому меня научила, убедив учиться дальше. Ах, Ирина Владимировна, это очень трудно выразить словами, но вот я стою здесь и чувствую: 'Я – Зина, работница, которая вылупилась из кокона, которая делает что-то полезное, которая нужна своей фабрике, своей партии, своей стране'".

От волнения она повысила голос, чем, очевидно, разбудила своего соседа, и тот принялся энергично колотить в стену.

"Ох, батюшки, вот и он! – прошептала она, размахивая руками и на цыпочках возвращаясь ко мне на диван. – Он довольно пожилой и терпеть не может, когда его беспокоят после десяти вечера".

"Хорошо, Влас Степанович, я замолкаю, – вдруг крикнула она, а потом снова зашептала. – Тс-с-с! Нам нужно вести себя тихо, иначе он разозлится и поднимет настоящий шум. Так о чём я говорила?"

"Ты сказала, что чувствуешь свою полезность и нужность не только для фабрики и партии, но и для всей страны. Но, Зина, это же национализм, а я думала, вы все интернационалисты".

"Да, мы такие, но до определённой степени. Мы верим в братство всех трудящихся, народных масс по всему миру, и в то, что не должно быть никаких разделительных линий – ни по расовому признаку, ни по цвету кожи, ни по континенту проживания, ни по чему-либо ещё: общие идеалы, общие принципы, общие законы, общие цели, общая борьба, общие неудачи и победы! Но, с другой стороны, многие из нас твёрдо убеждены в том, что они русские, граждане Советского Союза, который, в конце концов, является нашей Родиной, а мы, если так можно выразиться, дети своей земли. Как сказал нам один командир Красной армии в своей вчерашней речи: 'Мы не хотим вмешиваться в дела других народов, но если на нас нападут капиталистические страны, то мы будем биться за наше Отечество и защищать нашу свободу до победного конца'".

И вновь её голос обрёл силу, что вызвало угрожающий стук с другой стороны стены.

"Это моя вина, – промолвила я. – Я действительно создаю все эти проблемы, сидя и болтая с тобой до глубокой ночи. Мне давно уже пора в гостиницу, но я ещё вернусь, Зина, и тогда мы сможем продолжить наш разговор".

Она проводила меня до трамвайной остановки и посадила в вагон, оказавшийся последним на линии и направлявшимся на ночь в парк. Нам повезло, что мы разбудили вспыльчивого пожилого соседа Зины, иначе мне бы пришлось идти от Выборгского района пешком много вёрст.

В царских дворцах

Независимо от того, сколь хорошо я знаю пригородные царские дворцы, я неизменно посещаю их всякий раз, когда возвращаюсь в Ленинград. Взять напрокат автомобиль, с самого раннего утра отправиться в путь и проехаться по Гатчине, Павловску, Царскому Селу и Петергофу – это всегда доставляет мне удовольствие, хотя одновременно и навевает грустные воспоминания и мысли. Старая Россия всё так же живёт в этих дворцах, как всё историческое прошлое живёт в музеях, и каждый из них несёт на себе определённую печать того периода, который он представляет, и императора или императрицы, его создавших: Петра Первого в Петергофе, Екатерины Второй в Екатерининском дворце в Царском, Павла в Павловске и Гатчине, Николая Второго и Александры Фёдоровны в другом дворце в Царском. Все они бродят по своим прежним жилищам, призраки в мире, который тоже мёртв, фантомные правители империи, что и сама стала фантомом.

Но из-за мощной ауры, созданной этими мужчинами и женщинами и сохранившейся даже после их смерти, каждый из дворцов обладает своим настроением, своим особым очарованием, что поражают любого человека в тот миг, когда тот переступает порог, отделяющий настоящее от прошлого и возвращающий его "сквозь врата истории" обратно в Россию былых времён: Гатчину, зловещую и мрачную; Павловск, яркий и прекрасный; Царское, величественное и невероятно роскошное; Петергоф, полный обаяния Старого Света, и вновь Царское в Александровском дворце, трагическое и заброшенное. Они подобны ожерелью из драгоценных камней, все эти дворцы, разбросанные вокруг "Старого Петербурга", и каждый из них, на мой взгляд, представлен конкретными и типичными для него самоцветами: лунными камнями и опалами для Гатчины, бирюзой для Павловска, рубинами и бриллиантами для Царского, изумрудами и сапфирами для Петергофа и жемчугом, огромным количеством жемчуга, будто слезами, для печального дворца Александры.

В Гатчине я всегда чувствую себя виноватой, поскольку там, в одной из комнат, стоит маленькая походная кровать, на которой некогда лежало бедное избитое тело безумного императора Павла, жестоко умерщвлённого группой заговорщиков-аристократов, среди которых был и мой собственный прадед, твёрдо веривший в то, что они, действуя на благо России, избавляли страну от безнадёжного правления тирана.

"Павел, бедный Павел!" В последние годы своей жизни он постоянно слышал голоса, шептавшие ему на ухо эти жалевшие его, хотя и зловещие слова, которые, похоже, предвещали его гибель. И всё же он, вероятно, думал, что сможет каким-то образом её избежать, и именно поэтому построил для себя замок в Санкт-Петербурге, который больше походил на крепость, но, по иронии судьбы, был убит в нём вскоре после того, как туда переехал. Именно там в течение многих лет стояла его маленькая походная кровать, пока её наконец не перевезли в Гатчину, где нынче находится его музей.

"От судьбы не убежишь", – гласит русская пословица, которая в его случае была более чем верна.

"Павел, бедный Павел!" Жертва ядовитого окружения и неправильного воспитания, подозрительный, угрюмый, раздражительный, жестокий, бешеный, но временами неожиданно мягкий, добрый и даже рыцарственный, он, возможно,