Читать книгу - "Мэрилин Монро. Блондинка на Манхэттене - Адриен Гомбо"

Точно так же невозможно связать Мэрилин Монро с любой другой эпохой, помимо ее собственной. Разве она ужилась бы со следующим поколением актрис, таких как Миа Фэрроу, Эли Макгроу или Джейн Фонда? Ее тело было пропитано духом 50-х. Она ушла, когда понемногу начали пустеть кинозалы, когда в сердцах молодежи киношку все активнее вытеснял рок. Ее фигура воплощает саму идею величия голливудского кинематографа и неизбывной тоски по нему. «В Мэрилин нашла выражение классическая сущность того, что вскоре станет воспоминанием о кино», — писал в 1975 году Жерар Легран. Всегда и везде опаздывающая, она опередила свое время: крах ее независимой продюсерской компании открыл дорогу другим актрисам, которые в конце концов добились равной с мужчинами свободы предпринимательства. Даже если иногда Мэрилин олицетворяет типичную для 1950-х женщину-объект, ее жажда независимости питалась тем же духом, какой вызвал к жизни феминистские освободительные движения последующих десятилетий. Имя Монро прогремело в 1952 году, когда на обложке первого номера журнала «Playboy» появилась ее фотография — ню на красном фоне. Славу ей принес не столько сам снимок, за который, кстати, ей заплатили 50 долларов, сколько ее отношение к реакции зрителей на его публикацию: она не собиралась ни стыдиться, ни извиняться. В 1964 году Клэр Бут Льюс в статье, опубликованной в «Life» под заголовком «Что на самом деле убило Мэрилин», писала: «Мэрилин умерла в субботу вечером. В ее сияющую красоту были влюблены миллионы одиноких или неудовлетворенных мужчин. Но в тот вечер никто не назначил ей свидание». В этом контексте становится понятнее, что представляли собой фотографии Файнгерша в 1955 году и что означал образ одинокой женщины в Нью-Йорке тех лет. Всегда в окружении мужчин, но без официального кавалера, вынужденная даже в «Костелло» чокаться с незнакомцем.

Ее лицо послужило источником вдохновения для художников самых разных направлений современного искусства, от абстрактного экспрессионизма Виллема де Кунинга до красочной пестроты поп-культуры Энди Уорхола. Благодаря Файнгершу и нескольким другим фотографам она также стала черно-белой музой документалистики. Всю вторую половину XX века она служила образцом для подражания (или бездарного копирования) многим актрисам, от Мадонны до Кристины Агилеры или Скарлетт Йоханссон. В 2008 году Берт Стерн предпринял попытку ремейка своей легендарной «последней фотосессии». На страницах «New York Magazine» несчастная Линдсей Лохан в нахлобученном белокуром парике что-то там изображает за прозрачными шторами перед объективом Стерна, увы, превратившегося в жалкую пародию на художника, каким он раньше был. Эд Файнгерш и Мэрилин Монро счастливо избежали унижений подобного рода. Обреченные на одиночество, как и все первооткрыватели, своей смертью они возвестили начало новой эры, места в которой им уже не было. Что им, бесконечно отражавшимся друг в друге, оставалось, кроме встречи в зазеркалье, продлившейся неполную неделю, пока готовился репортаж?

Глядя на них из далека нашего XXI века, невозможно отделаться от ощущения их зыбкой воздушности. Словно на этой пленке Файнгерш и Мэрилин уже не здесь. Словно они оба — не более чем два черно-белых отпечатка, уносимых потоком утраченного времени. Мысленно переносясь в те дни 1955 года, чувствуешь благословенную мимолетность происходящего: палец, пробегающий вдоль вытянутой ноги; упавшая на щеку ресничка; тень руки на лице... Эти краткие мгновения несутся, сменяя друг друга, и чуткий взор Эдди ловит их. Мэрилин — идеальная партнерша. Она виртуозно владеет искусством творить сиюминутность: выражением лица, неповторимым жестом. Это и есть фотогеничность. Прав был Джон Хьюстон: на каждом снимке она словно бросает кости. Наверное, фотограф не успевал схватывать на лету каждый из ее «бросков». На ужине в «Марокко» Файнгерш заснял Мэрилин в минуту задумчивости. Она сидит с немного отсутствующим видом — принцесса-беглянка, которой нет дела до звона бокалов с шампанским и шумного смеха. Лишь поздно ночью, в рубиновой тишине темной комнаты, она приоткроет ему свои секреты. Из мути проявителя медленно всплывает изображение. Скатерть, подсвечник, хрустальный бокал, букет цветов, женский силуэт, локон прически... Эдди ниже наклоняется над кюветой. Видит глаза, взгляд которых от него ускользает. Очертания рта... И вдруг он понимает, что Мэрилин Монро преподнесла ему бесценный дар. Ее губы, сложенные в едва заметную улыбку, беззвучно шепчут: «Я тоже тебя вижу».