Читать книгу - "Зеркало времени - Николай Петрович Пащенко"

Борис выслушал, пошевелил губами, как если бы выругался про себя, и промолчал. Я почувствовала облегчение, когда Джеймс закрыл более чем сомнительную, скользкую тему в связи с предложенным нам на борту роскошным обедом с антрекотами и красной икрой. После обеда Миддлуотер попросил нас переодеться, его не беспокоить, ушёл на диванчик в переднем салоне и спал под пледом часов семь, до самой посадки. После переоблачения Борис стал майором ВВС ООН, как это ему и положено. А я, без ставшей уже привычной американской военной униформы, стала походить на самую обыкновенную туристку из категории разновозрастных зевак, без устали шныряющих по всему земному шару в поиске новых впечатлений, которые завтра вытеснятся новейшими, всё так же подогревающими любопытственный раж.

Борис запустил мини-диск «Песни Израиля», подаренный Софией-Шарлоттой Кокорин, на своём компьютере. Вскоре мы смотрели фильм-хронику и подпевали ивриту по титрам на латинице. Все титры были без знаков препинания. Пели, конечно, не без огрехов. Слов мы не понимали, но за сердце тронули и в душу запали мелодии, особенно, три из них: «MI HAISH», «CHOFIM» и «YERUSHALAIM SHEL ZAHAV».

Я до этого просмотра никогда не задумывалась над кровавой историей Израиля, необъяснимо несправедливой и безжалостной ко всем его обитателям, просто её не знала. Тяжёлые бои происходили и в Иерусалиме, самом сердце Святой Земли, и это особенно больно. Возникло ощущение, что и в центре духовности трёх мировых религий ожесточение тех, кто в Иерусалиме сражался, полностью вытеснило малейшие напоминания о Боге. А всему остальному миру никакого дела не было до всего, что ни творилось обезумевшими людьми на Святой Земле, неизвестно, при этом, для чего.

Я вспомнила взволнованный рассказ супругов Кокорин об Израиле и подумала, что это государство существует всего около полувека, но люди, его населяющие, говорят на общем для них языке, считавшимся до того мёртвым. Переведены и написаны книги, ставятся спектакли, снимаются фильмы, развиваются образование, медицина, наука. У себя дома, на работе, в школе, на рынке, в пути — где угодно общаются люди. На бывшем мёртвом языке, иврите, взросла и продолжает расти культура народа. Поэтесса Рина Левинзон, уехавшая из Советского Союза, где оказалась лишней, сейчас пишет на иврите стихи для детей. Это и она творит культуру своего народа, потому что и наяву и во сне она помнит о «шести», шести с лишним миллионах евреев, загубленных во время Второй Мировой войны.

Что такое патриотизм? Патриотизм — это когда ты каждый миг помнишь о каждом, кто жил, живёт и будет жить в среде твоего народа. Молишься за них и посильно что-то постоянно делаешь в память живших, для блага живущих и грядущих.

Странствующий монах Саи-туу учил, что живых существ бессчётное множество, а каждый из нас всего лишь в единственном экземпляре, поэтому лучше думать о других. Всегда было страшно и сейчас за всех людей страшно, это не Саи-туу, это я так подумала.

Вздохнула тяжело и повернулась к Борису.

Борис временами посматривал за иллюминаторы по обоим бортам, прикидывал, рассчитывал в уме и время от времени сообщал мне, где мы пролетаем. Маршрут, по его представлениям, получился примерно таким: прошли северо-западнее столичного Улан-Батора, заметную границу с Россией, затем севернее Читы, которая еле угадывалась справа, потом под нами невероятно долго тянулась забайкальская тайга. Хабаровск остался южнее, затем пролетели северо-западнее, но довольно близко к Комсомольску-на-Амуре, полускрытому облаками. Потом летели над широкими рукавами Амура, над Татарским проливом возле Александровска. При ясном небе пересекли северный Сахалин, где по правому борту он показал мне гору Лопатина с заснеженной вершиной, о которой я от Бориса уже что-то слышала в воспоминаниях его отца о незабываемом Сахалине. Прошли существенно южнее Шантарских островов. Время от времени самолёт слегка кренился то вправо, то влево, и потом снова летел по прямой. В какие-то моменты под закатным небом по левому борту смутно угадывался очень далёкий берег, вдоль которого, не приближаясь к нему, мы долго летели над океаном. Борис пояснил: «Восточная Азия, там Колыма, тоже огромный край. Обрати внимание, Акико, как быстро темнеет, потому что мы летим навстречу ночи».

Утомившись, мы с Борисом незаметно уснули в своих креслах над вскоре затянутым плотной облачностью Охотским морем. Проснулись и за поданным стюардом кофе увидели далёкий, в нескольких сотнях километров, отсвет огней Петропавловска-Камчатского за линией ночного горизонта к югу от нас, закрывшийся вскоре вырисовывающимися на фоне тусклого сияния воронкообразными вершинами камчатских вулканов. «Палана осталась гораздо севернее», отметил Борис, оглянувшись на огни поселения и сориентировавшись. Он пояснил, что Курильские и Командорские острова мы увидеть не могли даже при самом ясном небе, они лежали южнее и восточнее, очень далеко в стороне.

Потом, когда от надоедающего вынужденного безделья мы решили посмотреть фильм «Римские каникулы» с изумительной парой главных героев, роли которых блистательно исполнили великолепные, незабываемые Одри Хэпбёрн и Грегори Пек, а лететь над Тихим океаном предстояло ещё неопределённо долго, самолёт накренился вправо и взял курс к юго-востоку. Спустя примерно полчаса по правому борту в частых разрывах между облаками показалась длинная изогнутая цепь Алеутских островов с редкими огоньками. Острова чернели на тусклом тёмно-сером полотнище океана и долго тянулись чередой справа от нас. Это была уже территория Соединённых Штатов Америки. И, наконец, сегодня, почти на рассвете, вялые и полусонные, мы подлетели к острову Северному.

Я обратила внимание на довольно большой город, на несколько десятков тысяч жителей, правда, малоэтажный, этажа на два, без привычных глазу высотных зданий. Но странность города оказалась в другом: когда мы приблизились, я с удивлением увидела — в нём полностью отсутствовали электрическое освещение и огни наружных реклам, отчего город казался опустошённым, вымершим по неизвестной причине.

Небольшой лайнер, перенёсший нас на шесть с лишним тысяч километров, как в уме подсчитал Борис, принадлежал семейству Миддлуотеров. После благополучной посадки Джеймс скомандовал экипажу завтракать и отдыхать, потом заправиться и вернуться домой, в штат Нью-Йорк, без него. «Пилотам не позавидуешь, — тихонько шепнул мне Борис, пока мы с ним под собственными, кстати, именами, и отметками о вчерашнем вылете из Саппоро, проходили формализованный, но внимательный американский въездной пограничный контроль. — Это снова столько же, сколько мы уже пролетели: тысяч шесть километров ещё над океаном и Канадой и часов восемь в воздухе, если по ветру».

В ожидании, пока Миддлуотер свяжется с опаздывающими встречающими, мы с Борисом остановились в