Читать книгу - "Романовы. Творцы Великой Смуты - Николай Коняев"

В сражениях под Торжком и Тверью Скопин-Щуйский разгромил тушинцев, освободил Александровскую слободу и снял осаду с Троице-Сергиевой лавры.

В первых числах марта 1610 года была снята осада и с Москвы.

Среди тушинцев началась паника…

Еврей Богданко бежал. Бежала и Марина Мнишек.

Михаил Ружинский поджег стан и двинулся к Иосифо-Волоколамскому монастырю.

Вместе с ним пытался уйти к новым господам и тушинский патриарх, но по дороге поляки столкнулись с отрядом Григория Волуева, и в результате Филарет Никитич оказался пленен…

Плененного изменника привезли в Москву, но опасаться здесь ему было некого. Те же бояре, что и в Тушине, держали верх в Москве, и никто не попрекнул Филарета совершенным воровством.

Никаких свидетельств, что Филарет снял с себя патриарший сан, купленный у еврея Богданко, нет. Сведений о церковном покаянии, принесенном Филаретом за тушинское «воровство», тоже нет.

Недосуг было каяться.

Великим и светлым было народное торжество в Москве.

Велика и черна была зависть в боярских сердцах к удачливому и отважному полководцу.

23 апреля он занемог «кровотечением из носа» и через две недели, на день памяти великомученика Георгия, умер.

Считается, что чашу с отравой юному герою подала жена

Дмитрия, дочь знаменитого Мал юты, и случилось это на пиру у князя Дмитрия Шуйского, брата царя.

В принципе эта история может служить примером блистательнейшего черного пиара.

Необъяснимо, почему окруженные со всех сторон лютыми врагами Шуйские начинают разборку в собственной семье? Почему Дмитрию Шуйскому потребовалось уничтожать Скопина-Шуйского именно сейчас, когда не миновала еще опасность?

Что двигало ими, зависть?

Непроходимая глупость?

Но создатели компромата на Шуйских и не ищут ответов на эти вопросы. Самое замечательное изобретение тут – дочь Мал юты Скуратова. Назови другую московскую боярыню, и возникли бы сомнения, как это, на глазах у всех – совершались ритуальные крестильные действия – сумела кума приготовить «питье лютое, питье смертное» для кума?

Но если кума – дочь кровавого Малюты, вопросов не возникает. Дочь Малюты может все, она априори готова к совершению любого преступления и способна совершить его…

Н.М. Карамзин говорит, что «болезнь» приключилась с юным героем на пиру у князя Дмитрия Шуйского, брата царя.

Поскольку он сам приводит в примечаниях цитату из «Рукописи Филарета», где говорится, что освободитель Москвы разболелся «на крестинном пиру, у князя Ивана Михайловича Воротынского, егда крести сына своего князя Алексея [27] , и та ко едва дойде до монастырню пазуху, потом пустися руда из носа и из рта, и пребысть похищение смертное», на первый взгляд не очень-то понятно, из какого источника почерпнуты сведения о пире Дмитрия Шуйского…

Схожую с карамзинской версию мы находим в памятнике XVII века, «Писании о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского», но и там, как и в «Рукописи Филарета», говорится, что отравление произошло на крестильном пиру у Воротынского.

Неувязка получается…

И так-то непросто было куме приготовить отраву, а как сделать это, находясь в чужом дому? Очевидно, эта несуразность и смутила Н.М. Карамзина и заставила его перенести пир в дом самой кумы, в хоромы князя Дмитрия Ивановича Шуйского…

Но если дочь Мал юты Скуратова едва ли могла совершить подобное злодеяние на крестильном пиру в чужом доме, а с этим согласны и «Рукописи Филарета», и «Писание о преставлении и погребении князя Скопина-Шуйского», то кто же тогда совершил его у князя Ивана Михайловича Воротынского?

Боярин Иван Михайлович Воротынский – старый знакомец тушинского патриарха Филарета Никитича. С Воротынским ездил Филарет Никитич в Углич за мощами царевича Дмитрия… У Воротынских был он накануне скорбных для России крестин…

Мы далеки от мысли обвинять Филарета Никитича в организации отравления освободителя Москвы, но так получается, что там, где оказывается тушинский патриарх, тотчас начинают множиться измены, предательства, убийства самых выдающихся русских героев…

«Михаил выпил чашу… и был принесен в дом, исходя крови ю, безпрестанно льющеюся из носа; успел только исполнить долг Христианина и предал свою душу Богу, вместе с судьбою Отечества!… Москва в ужасе оцепенела».

Умирал князь Михаил Скопин-Шуйский две недели…

Незадолго до его кончины пришел инок из Борисоглебского монастыря под Ростовом.

– Вороти крест, княже… – передал он просьбу затворника Иринарха. – Другому этот крест потребен будет.

Князь Михаил вернул поклонный крест и просил отвезти отшельнику Иринарху даров от него…

Считается, что этим крестом преподобный Иринарх и благословил князя Дмитрия Пожарского, когда нижегородское ополчение шло к Москве в 1612 году…

Польские источники называют Филарета одним из главных предателей Московского государства в руки Сигизмунда…

Это действительно так.

24 июля гетман Станислав Жолкевский разгромил войска Шуйского при Клушино и подошел к Москве.

С другой стороны к городу подступили войска Лжедмитрия.

Совещание русских изменников, выступающих на стороне поляков, и русских сподвижников еврея Богданко, с двух сторон осаждавших Москву, в осажденной Москве и проходило.

Тушинский патриарх Филарет Романов, Василий Голицын и продолжающий служить Тушинскому вору боярин Дмитрий Трубецкой сговорились, что москвичи «ссадят» несчастливого царя Василия, а тушинцы зарежут еврея Богданко и после этого можно будет избрать нового царя.

К заговору был привлечен Захар Ляпунов.

Дворяне и дети боярские заполнили Кремль.

– Да сведен будет с царства Василий! – кричали они.

Патриарх Гермоген пытался остановить смутьянов, но мятежники заглушали слова святителя своими криками.

Царя Василия Шуйского вывели из дворца и насильно постригли в монахи. Иноческие обеты за него давал князь Тюфякин.

Со скорбью взирал на это безумие святой Гермоген.

– Ты говорил обеты иноческие! – сказал он Тюфякину. – Тебя и признаю монахом, а не царя Василия!

Потом добавил:

– Аще Владыка мой Христос на престоле владычества моего укрепит мя, совлеку царя Василия от риз и освобожу его!