Читать книгу - "Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке - Мария Филимонова"

Много внимания уделялось качествам идеального депутата. Его портрет несколько напоминал портрет идеального Законодателя из «Общественного договора»; в своем описании этого необыкновенного человека Руссо всячески подчеркивал сочетание высочайшего интеллекта и высочайшей нравственности^[385]. В глазах американских вигов идеальный депутат ассамблеи также должен был обладать исключительными качествами. В чуть более позднем описании «Massachusetts Gazette» портрет такого депутата включал его интеллектуальные способности («мудрость, мастерство, прозорливость и проникновение в государственные дела»), моральные принципы («честность и неподкупность»), а также использование своих талантов для блага государства^[386]. Более развернутый портрет рисовала «Boston Gazette». Для нее были важны как уже упомянутые достоинства ума и нравственности, так и социальная характеристика кандидата. По случаю приближающихся выборов в генеральную ассамблею предлагались следующие требования к депутату: мудрость и способности, а также знание конституции. Без этого, «его могут обманом побудить нарушить свой долг, как бы велики ни были его честность и патриотизм». Кроме этого, от депутата требовалась любовь к свободе и английской конституции, скромность и одновременно сила воли. Предпочтительным в кандидате было скромное состояние. Бедность не считалась препятствием к избранию в генеральную ассамблею, а вот богач предполагался неподходящим представителем свободного народа^[387].

Любопытен и портрет антиидеала. Здесь на первый план выступала политическая позиция. Нежелательными депутатами считались гербовщики и защитники гербового сбора. Выбрать их, по мнению газеты, было все равно, что вонзить кинжал в собственную грудь^[388]. Другое подобное перечисление неподходящих депутатов включало ребенка, идиота, женщину в мужском платье, петиметра, врага правительства, злокозненного притворного патриота^[389]. Учитывались интеллектуальные способности, гражданская добродетель (щеголь-петиметр ею явно не отличался!) и даже гендер. «Притворный патриот» также появлялся в этом ряду не случайно. Тема лжи в политике была актуальной в британской традиции XVIII в. Дж. Арбетнот посвятил «политической лжи» специальное эссе, где, в частности, саркастически замечал, что «обилие политического лганья является верным признаком подлинной английской свободы»^[390]. Идеалом американских вигов была политическая честность.

В целом, массачусетская ассамблея отвечала если не идеалу, то по крайней мере представлениям вигов о желательном политическом курсе. Последние достаточно полно отражены в инструкциях избирателей. На первом месте здесь стояла борьба с претензиями метрополии на налогообложение колоний. Об этом говорили инструкции избирателей Роксбери: депутат должен ценить права, вольности и привилегии, данные хартией Массачусетса, «и пусть ни неодобрение, ни лесть не вынудят вас отказаться от одной капли их»^[391].

Важной функцией ассамблеи считалось расследование спорных вопросов, связанных с английским гарнизоном в Бостоне. Те же фригольдеры Роксбери требовали от своего представителя в колониальной ассамблее выяснить, почему королевские войска оказались расквартированы в Бостоне^[392]. Избиратели Сэйлема рекомендовали своему депутату расследовать поведение английских войск в Массачусетсе^[393].

Возникала в инструкциях и упоминавшаяся выше тема «оклеветанной Америки». Инструкции избирателей Марблхеда своим депутатам заканчивались требованием постараться стереть с новоаглийцев клеймо нелояльности и неповиновения^[394].

Словом, от ассамблеи требовалось проводить в жизнь вигскую политику, что она и делала при помощи петиций, обращений к властям метрополии и губернатору и т. п. Соответственно, если Бернард воспринимался как «Веррес», то ассамблея, по контрасту, — как «народная» власть. Например, митинг жителей городка Йорк (Массачусетс) 13 сентября 1768 счел необходимым выразить ассамблее свою искреннюю благодарность за защиту прав и свобод колонистов^[395].

В 1768 г. в Массачусетсе появился и новый, не предусмотренный колониальной системой управления институт власти. Это конвент городов Массачусетса^[396]. Делегаты от 96 городов колонии собрались в бостонском Фанейл-холле, чтобы обсудить план действий в связи с прибытием английских войск. Радикалы, включая Дж. Отиса, С. Адамса, Дж. Хэнкока, считали, что в крайнем случае можно прибегнуть к вооруженному сопротивлению. Более умеренное большинство, впрочем, предлагало ограничиться письменной жалобой королю, которая и была составлена. Значение этого события было больше, чем непосредственный эффект действий конвента: фактически зарождалась практика экстралегальной революционной власти. В. В. Согрин справедливо отмечает, что конвент был беспрецедентным фактом в американской колониальной истории — представительным органом, собравшимся помимо воли короля и губернатора^[397]. Как нечто беспрецедентное, оценил конвент и губернатор Бернард. Он предупреждал «джентльменов, собравшихся в Фанейле», что «народное собрание», созванное частными лицами, — это узурпация полномочий законных властей и покушение на королевские прерогативы. Он «великодушно» соглашался не наказывать митингующих по закону, при условии, что они тут же разойдутся, в противном же случае угрожал им королевским гневом^[398]. Бернард волновался не напрасно: комитет, созданный на митинге в Фанейл-холле, действительно являлся одним из ранних примеров будущих революционных комитетов, взявших на себя огромные полномочия в переходный период от имперской к независимой государственности. В то же время на митинге в городке Эбингтон (Массачусетс) бостонский комитет был назван «весьма необходимым», а его членам желали «мудрости Господних ангелов»^[399].