Читать книгу - "Ленинградский фронт - Леонид Маляров"

В конце августа 1941-го все старались в Ленинград уехать, а для этого нужно было добраться до Тосно. Кто-то уходил пешком на Мгу, кто-то на Тосно. А у меня была старенькая мама, глухая. Она нянчилась с моими детишками. А у меня их к началу войны было трое, в 1940 году самый маленький родился — Славушка. Мама категорически отказалась уходить. В школе у нас размещался госпиталь, начальник госпиталя Гусев помог мне очень. Дал подводу, и я с детьми добралась до деревни, в которой жили родители моего мужа. Они не очень были довольны, потому что собирались уехать, а тут я с такой оравой. Вскоре немцы перекрыли все пути для отъезда, и мы оказались в оккупации до апреля 1942 года.

В 1942 году наша армия прорвалась сюда, в немецкий тыл, через Волховские болота. Нас хотели эвакуировать — была узкоколейка построена, и мы поехали. Но немцы закрыли эту дорогу, и мы оказались в окружении вместе с нашей армией. Наши самолеты иногда летали и сбрасывали продукты. Солдаты делились, чем могли, и все время утешали: «Прорвемся, прорвемся, потерпите».

В годовщину начала войны, 22 июня 1942 года, был тяжелый бой. Он шел весь день и всю ночь. Нас заранее предупредили, чтобы мы готовились, что ночь будет страшная. Я уложила детей, и тут начался просто чудовищный обстрел. Я на детей бросилась поперек и прикрывала их. Вот так и лежали. Потом уже я в стихах написала об этой ночи:

Вдруг удар. И огонь, и разрыв.

Боль ужасная грудь пронизала.

И в ногах у малюток своих

Я без чувства на землю упала.

Потом, когда пришла в чувства, я детей по болоту вытаскивала одного за другим. До кочки дотащу, а они уже опухшие, ходить почти не могут. Положу одного, вернусь за другим, его до кочки дотащу. И вот так всех троих перетаскивала. Потом мы добрались до полянки. Мы долго там были, несколько дней сидели. Опухли от голода страшно. Первым умер мой Славик, самый младший. Все просил: «Дай, дай». Я Славушку похоронила. Немцы нас и других людей вывезли в Рогавку. Там бросили в какое-то овощехранилище, детей от нас отобрали. Рядом оказались две медсестры. Они со мной делились валерианой. Через какое-то время нас стали грузить в вагоны, и детей в этот же поезд посадили. Привезли в Лугу, в концлагерь. Взрослые и дети находились в разных частях, а еще там были наши военнопленные за колючей проволокой.

Я была ранена в позвоночник, в крестцовую область, в ногу и около груди. В общем, вся была изранена. Приятельница, когда мылись в лагере, насчитала у меня 7 ран. Кормили нас какой-то баландой.

Когда я немножко стала ходить, то навещала ребят своих. Они были в тяжелейшем состоянии. Мне разрешили их вытаскивать на полянку в лагере. И вот я вытащу их на полянку и беседую. Мы мечтали, как отсюда убежим, доберемся до деревни к дедушке и бабушке, к моим родителям. У доченьки на теле появились синие пятна. Я говорю: «Доченька, неужели и ты у меня умрешь?» А она мне отвечает: «Нет, я не хочу умирать. Я хочу к деду Алексею и к бабе Ирине». Но она умерла, моя Оленька, а меня и рядом не было в этот момент. Нас немцы погнали в баню. Когда я вернулась в барак, то пришла медсестра из детского отделения и сказала: «Ваша доченька умерла». Я прихожу туда, беру ее на руки. Плачу. Потом пришли двое наших военнопленных, они утешали меня. Один говорит: «Не плачь, мамаша. У меня в Ленинграде семья осталась. Ты думаешь, они там живы? Так что не плачь». Они взяли тело дочери похоронить. Ее и других умерших увезли на кладбище. Похоронили в солдатской могиле, в сосновом бору, на горке.

28 июня Главное командование вермахта сообщило: «Грандиозный наступательный прорыв врага через Волхов с целью деблокады Ленинграда потерпел крах и привел к тяжелому поражению противника. По данным на сегодняшний день, враг потерял 32 759 пленными, 649 орудий, 171 танк. Потери врага погибшими превышают количество пленных в несколько раз».

Дивизионный комиссар Иван Зуев после доклада вернулся на самолете во 2-ю ударную и остался с армией до конца. С группой бойцов он пытался прорваться к своим, но был окружен. Зуев отстреливался, последнюю пулю оставил себе.

Около 40 тысяч солдат и штаб генерала Власова остались внутри кольца. В конце июня советским командованием были созданы специальные разведывательные группы для поиска и эвакуации генерала из окружения. Поиски шли до конца июля. Командованию долго не было известно, что 12 июля генерал был найден капитаном фон Шверднером в деревне Туховежи и взят в плен. На следующий день Власов был опознан по фотографии и отправлен в штаб 18-й армии, в Сиверскую, где его допросил лично командующий армией Линдеман. После того как генерал Власов перешел на сторону немцев, всю вину за провал операции возложили на него. Тень предательства пала и на всех, кто сражался под его командованием. О трагической судьбе 2-й ударной армии решено было забыть.

К памяти погибших коммунистическая власть относилась выборочно. Даже в 60–70-е годы, когда к власти пришло поколение фронтовиков во главе с Л. Брежневым, о 2-й ударной старались вспоминать как можно реже. Предавать захоронению останки десятков тысяч бойцов, погибших в коридоре смерти у Мясного Бора и в болотах Керести, начали добровольцы-поисковики. До сих пор большая часть поисковых работ выполняется энтузиастами военно-патриотических клубов со всех концов России.

Несмотря на неудачи, Ставка продолжала ставить перед Ленинградским фронтом задачу прорыва блокады. Из Ленинграда удар планировался со стороны знаменитого Невского пятачка. Уже 7 месяцев крохотный плацдарм на левом берегу Невы почти без артиллерии держал оборону и даже атаковал. В ноябре 1941-го сюда была брошена одна из самых боеспособных дивизий фронта — 168-я бондаревская. К середине декабря из героев Сортавалы, Тосны и Колпина в живых не осталось почти никого. 168-я задачу не выполнила. Ее сменила другая дивизия.

Говорят, на штабной карте этот плацдарм можно было накрыть пятикопеечной монетой. Отсюда, мол, и название — пятачок. Зимой 1942-го по нему било такое количество немецкой артиллерии, что с противоположного берега видели только сплошной столб пыли и дыма. Иногда удивлялись, откуда там дым, снег что ли горит? Бойцам выдавали белые масхалаты, но ими никто не пользовался. Земля была так перепахана, что снега на ней не осталось совсем.

Снабжение и вывоз раненых осуществлялись только ночью — через Неву. 24 апреля лед на реке затрещал. В тот же день командование немецкой 1-й пехотной дивизии приступило к ликвидации плацдарма. Внезапной атакой немцам удалось прорваться к берегу Невы и закрепиться там. Огневые точки, окопы переднего края были уничтожены мощным артиллерийским огнем. Последнее подкрепление защитникам пятачка поступило 26 апреля. Это были две роты 284-го полка. Всего бой на плацдарме вели 382 советских солдата. С немецкой стороны было задействовано не менее 6 батальонов 1-й пехотной дивизии, то есть около 3 тысяч человек. Утром 27 апреля остатки бойцов отошли к центру плацдарма и оказались в окружении. Последнее, что видели с правого берега Невы, — кусок маскировочного халата, на котором крупными буквами было написано: «Помогите».