Читать книгу - "Взятие Казани и другие войны Ивана Грозного - Валерий Шамбаров"

А Сафа-Гирей соблюдать мир вовсе не собирался. Как только ушли государевы войска, он осмелел, отказался подписать договор, вернуть пушки и пленных. Бесчестил послов великого князя, призывал убивать русских. Но это возмутило самих казанцев. Они понимали, что Василий III не остановится перед повторением удара. А ханство было разорено, у многих жителей русские захватили в плен родственников — получалось, что хан не думает об их судьбе. Москва на этом сыграла, поддержала недовольных. В результате в Казани произошел мятеж, крымцев с ногайцами перебили или изгнали, Сафа-Гирей бежал в Крым. А великий князь после переговоров возвел на казанский трон служилого татарского царевича Джан-Али.

В 1532 г. на Русь хлынули крымцы. Причем произошло это в неожиданное время. На исходе был август, Василий III собирался на охоту в Волоколамск. А надо сказать, что великокняжеские охоты отнюдь не были пустой забавой. Это был отпуск государей. Выезжали на них осенью как раз из-за того, что исчезала опасность татарских набегов, кончалась горячка других летних дел. Охоты верхом, на свежем воздухе позволяли укрепить здоровье перед зимой, когда придется подолгу находиться в закрытых помещениях. Великие князья отправлялись в путь со всем двором, дружинами — охоты были и воинскими тренировками, сплачивали людей, помогали выявить их качества. Но они были и просто красивы, великий князь и его приближенные могли полноценно отдохнуть и порадоваться жизни. Русские государи любили соколиные охоты, Василий III предпочитал псовые.

Двор уже находился в ожидании, шли сборы — и вдруг поступили донесения, что орда подступила к Рязани, сожгла посад и была отбита при штурме города. Великий князь отреагировал мгновенно. Приказал боярам готовить Москву к осаде, жителям — уходить в Кремль. А сам выехал в Коломну, выдвигая войска навстречу неприятелю. Отряды конницы были высланы за Оку вести разведку и добыть «языков». Далеко идти им не пришлось. Князь Палецкий столкнулся с татарским загоном и разгромил его. А Телепнев-Овчина с московскими дворянами обнаружил авангарды врага у Зарайска. Атаковал, обратил в бегство, многих порубил и потопил в р. Осетр. В преследовании его отряд нарвался на главные силы крымцев, но храбро принял сражение и сумел отбиться от многократно превосходящего противника. А татары сочли, что за Телепневым идет вся рать Василия III, и повернули назад, в степи. Однако освободить пленников не удалось, и Сахиб-Гирей хвастался, что угнал не менее ста тысяч невольников.

Чтобы предотвратить подобные бедствия в будущем, было решено строить засечные черты. В лесах рубились завалы из деревьев. На открытых местах копались рвы, насыпались валы с палисадом. Эти системы оборудовались на огромном пространстве: от Рязани к Веневу, Туле, Одоеву и до Козельска. Конечно, прикрыть такую протяженность войсками было невозможно. Но расчет строился на том, что засеки станут препятствием для конных масс. Татарам потребуется задержаться, чтобы устроить проход. Набег потеряет внезапность, к угрожаемому участку можно подтянуть рати. На обратном пути такие системы тоже приостановят врага, это позволит отбить полон. А наблюдать за чертами и предупреждать об опасности должны были рязанские, мещерские казаки и прочие приграничные жители.

Следующий год выдался спокойным. Татары не наведывались, дела шли успешно. 25 сентября, день памяти св. Сергия Радонежского, государь со всей семьей провел в Троице-Сергиевом монастыре. Вместе молились, прикладывались к гробнице преподобного.

После праздника распрощались — Василий III поехал в Волоколамск на охоту, не удавшуюся в прошлом году. Но вскоре у него обнаружился нарыв на бедре. Великий князь какое-то время пытался терпеть, не обращать внимания. Однако нарыв был болезненным, и призвали иностранных докторов Люева и Феофила. Хотя стоит отметить, что европейская медицинская наука пребывала еще в зачаточном состоянии. Полезные знания мешались с суевериями, наряду с лекарственными растениями применялась всякая гадость. Западные врачи и своих-то монархов нередко спроваживали на тот свет, и их называли «помощниками смерти». А насчет стерильности вообще не имели понятия. При лечении Василия Ивановича в рану занесли заразу, началось воспаление.

Раз за разом выпускали гной, но болезнь прогрессировала. Государю становилось все хуже, и наконец он понял, что ему не выкарабкаться. Он был сильным и мужественным человеком, стойко переносил жесточайшие страдания. И приближение смерти воспринял как истинный православный человек. Но душа его была не спокойна. Совсем не спокойна. Он не был уверен в своем собственном окружении! Князья и бояре демонстрировали верность, пока он был в силе, но как они себя поведут без него? Василий Иванович очень сомневался в них.

Откуда это известно? Конечно, ни один источник не зафиксировал мыслей великого князя. И все же летописи сохранили однозначные доказательства: государь знал или подозревал, что среди его приближенных есть скрытые враги. Посудите сами: с Василием III в Волоколамске находились брат Андрей Старицкий, князья Вельский, Шуйский, Кубенский, но государь скрывал от них свое состояние! Вызвал вдруг к себе Михаила Глинского. А ведь он после освобождения из тюрьмы оставался на вторых ролях, не занимал важных постов. Видимо, теперь великий князь счел, что близкий родственник жены не предаст.

Василий III отправил в Москву стряпчего Мансурова и дьяка Путятина — привезти завещания своего отца и деда. Но опять же, отправил тайно, об этом знал лишь ближайший доверенный государя — Шигона. А самим Мансурову и Путятину запрещалось разглашать цель поездки. Однако правда все же просачивалась. Ее откуда-то узнал Юрий Дмитровский. Он сразу же поспешил к брату, но великий князь почему-то не пожелал, чтобы он находился рядом. Заверил его, что выздоравливает, и отослал обратно. Хотя на самом деле он был уже обречен и знал это. Велел везти себя в столицу.

Лед на Москве-реке был еще тонким, для Василия Ивановича навели мост, но делали наспех, и он провалился. Дворяне из свиты сумели обрубить гужи лошадей и удержали на руках сани с больным. А государь запретил наказывать строителей. Последний акт трагедии разыгрался в Кремле. Сразу же только-только принесенный в свои покои великий князь собрал у постели митрополита Даниила, бояр и велел дьякам составлять новое завещание. Составлять при всех! Очевидно, чтобы его не могли оспаривать. Наследником назначался сын Иван, до пятнадцатилетнего возраста он должен был находиться на попечении матери и опекунского совета.

Василий Иванович изнемогал, но 3 декабря, чувствуя скорый конец, опять собрал бояр, четыре часа говорил с ними о предстоящем правлении. А троицкого игумена Иоасафа просил: «Отче, молись за государство, за моего сына и за бедную мать его… молитесь о младенце государе!» И лишь после того, как были обсуждены все дела, Василий III велел привести сына и жену. Ивана принес на руках Иван Глинский, брат государыни, отец благословил наследника крестом св. Петра. Елену привели под руки. Она, разумеется, знала, что муж умирает. Билась в истерике — а Василий даже нашел в себе силы успокаивать ее, уверял, что чувствует себя лучше. Но мамке Аграфене Челядниной великий князь приказывал «ни пяди не отходить» от ребенка. Он боялся за наследника… Елена хотела остаться с мужем до конца, но он понимал, насколько это будет тяжело, жалел ее и приказал уйти.