Читать книгу - "Драма в Восточной Пруссии. Судьба 1-й русской армии генерала Ренненкампфа - Николай Постников"

Ещё затемно, когда всё вокруг было наполнено покоем и тишиной непроснувшейся природы и еле угадывались в предрассветной серой мгле очертания предметов и деталей ландшафта, делая их призрачными и таинственными, караульные стали тихо будить кирасир и сапёров. В эти ранние часы корнету было особенно трудно просыпаться и приходить в себя, когда ещё реальность смешивалась со сном, с запахом сена и с дурманом полевого воздуха, когда не ко времени разбуженное тело начинало ломить той сиюминутной, одновременно и томной, и неприятной ломотой, которая скоро проходит, не оставив следа. И в это короткое мгновение полудрёмы корнету вдруг почудилось, что не было этой страшной войны. «Оторванный от крепкого, самого сладостного, предутреннего сна, — написал Г.А. Гоштовт о своём пробуждении в то утро, — я не сразу сообразил, что мы на войне, в заброшенном немецком хуторе, подле противника, притаившегося совсем рядом с нами».

На улице было свежо и росисто, как бывает в это сумеречное время августовского утра. Оседлав лошадей, кирасиры и сапёры, ещё до рассвета, отправились в путь, счастливо избегая немецкие дозоры и посты.

Когда солнце уже «вышло из-за горизонта», отряд неожиданно упёрся в шоссе, заполненное нескончаемым потоком беженцев. С невысокого холма было видно, как «во всю его длину, подымая облака пыли, движутся плотной массой повозки, фургоны, телеги с бегущими жителями».

Найденное решение, как перейти шоссе, было сколь неожиданным, столь и дерзким. Скрываясь в облаке пыли, поднятом беженцами, и выдавая себя за немцев, отряд вышел на дорогу и перекрыл её. «Людвиг (фамилия одного из кирасир. — Н.П.) выезжает вперёд и кричит по-немецки принять вправо, чтобы дать нам дорогу, — вспоминал Г.А. Гоштовт. — Его немецкая речь и обволакивающая нас пыль вводят пруссаков в заблуждение, — они, крича, спрашивают нас — до каких мест дошли уже казаки».

Во второй половине дня отряд вышел к Прейсиш-Эйлау. Со своим старым товарищем Г.Г. Христиани, которого Г.А. Гоштовт знал ещё по кадетскому корпусу, с опушки леса, они разглядывали «весь залитый солнцем исторический город». «От места, где мы стоим, — записал корнет в своём дневнике, — и до его окраины тянется поле, то самое, на котором происходила битва в 1807 году». В бинокль было видно «станцию со стоящими на ней поездами, дымящим маневрирующим паровозом, грузовыми автомобилями, разгружающимися подле самой платформы». По улицам куда-то шагали по своим делам горожане.

Прошло всего лишь десять дней, с тех пор как Г.А. Гоштовт так же стоял на лесной опушке и глядел в бинокль на Шилленен, первый населённый пункт на пути движения его кавалерийской дивизии, которая тогда только что перешла российско-германскую границу. Так же, как и в тот день, в бинокль была видна мирная жизнь: идущие по улице люди, играющие дети.

Но между этими двумя днями уже пролегла огромная череда событий, разделившая эти дни как непреодолимая пропасть. Тогда ещё не произошло победоносного для русского оружия Гумбинненского сражения. Тогда ещё немцы не отступали по всему фронту 1-й армии. Тогда, 4/17 августа, корнет производил разведку перед боем, первым его боем на войне. Тогда ещё не произошло и много других больших и малых, значимых и не очень событий, которые сейчас и позволили Г.А. Гоштовту, пройдя с отрядом шестнадцать километров по немецким тылам, смотреть в бинокль на улицы Прейсиш-Эйлау. Смотреть и не знать, дойдут ли досюда войска 1-й армии, чтобы атаковать город, и каким боком, лично к нему и его старому товарищу Г.Г. Христиани, еще повернётся война.

И на всём этом шестнадцатикилометровом пути к Прейсиш-Эйлау отряд не встретил сколь-нибудь крупных немецких частей. И в этом факте не было ничего особенного, а тем более удивительного, так как большая часть 8-й германской армии была направлена П. Гинденбургом против 2-й армии А.В. Самсонова. Такая пустота в обороне противника, её ненасыщенность армейскими частями не бросилась в глаза Г.А. Гоштовту, он не увидел её.

Если бы этот участок фронта накануне 13/26 августа атаковали бы части 1-й армии, то, почти не встречая никакого сопротивления, они вышли бы в тыл немцам, которые именно в этот день столкнулись на поле битвы при Танненберге со 2-й русской армией. Если бы это произошло, то, скорее всего, исход битвы был бы другим и всё течение Первой мировой войны, наверное, пошло бы совсем иначе, но этого не случилось. Для этого было слишком много «если», которые не возникают, особенно на войне, сами по себе, а являются, следствием хорошо продуманного полководцем, просчитанного и не раз выверенного им плана, плана предстоящей операции, а по большому счёту, проявлением его воли. Именно этой воли действия, воли полководца, и в целом волевого начала, а также полководческого таланта, и не нашлось в те дни, ни у командующего 1-й армией П.К. Ренненкампфа, ни у командующего Северо-Западным фронтом Я.Г. Жилинского. Точно поэтому Я.Г. Жилинский и отдал приказ о наступлении частей 1-й армии только 15/28 августа, когда двинувшиеся части 1-й армии уже не могли предотвратить надвигающейся катастрофы, гибели армии А.В. Самсонова в Мазурских лесах^[166].