Читать книгу - "Тайны смерти русских писателей - Виктор Еремин"

Факты, указанные в этом письме, были подтверждены Денисом Васильевичем Давыдовым (1784–1839): «Граф Ф. В. Ростопчин был человек замечательный во многих отношениях, переписка его со многими лицами может служить драгоценным материалом для историка. Получив однажды письмо Павла, который приказывал ему объявить великих князей Николая и Михаила Павловичей незаконнорожденными, он между прочим писал ему: «Вы властны приказывать, но я обязан вам сказать, что, если это будет приведено в исполнение, в России недостанет грязи, чтобы скрыть под нею красноту щек ваших». Государь приписал на этом письме: «Вы ужасны, но справедливы». Эти любопытные письма были поднесены Николаю Павловичу через графа Бенкендорфа бестолковым и ничтожным сыном графа Федора Васильевича, графом Андреем»^[61].

Дело дошло до того, что именно Екатерина Ивановна Нелидова вынуждена была оказывать покровительство императрице, защищая ее от мужа, который вознамерился сослать «распутную» супругу в Холмогоры!

Однако полностью Павел I не угомонился. Он не стеснялся даже при гостях — во время обеда неожиданно закатывал жене бурные скандалы, обвиняя ее в супружеской неверности и ублюдочничестве Николая. Мария Федоровна при этом проявляла железную выдержку и со спокойным выражением лица продолжала трапезничать. Благо она до конца своих дней плохо понимала русский язык, едва на нем говорила, а привыкший к брани на плацу Павел ругался исключительно по-русски. Именно тогда получила Мария Федоровна-старшая придворное прозвище Чугунная императрица.

Отметим, что Николай стал для нее самым любимым ребенком — он был первым мальчиком, которого императрица растила лично, и никто не покушался отнять у матери сына, как это было сделано с Александром и Константином. Николай оказался самым обижаемым и беззащитным ее ребенком в семье. А по дворцу тем временем расползались слухи, будто царица в отсутствие мужа зазывает к себе в спальню дежурных офицеров и даже рядовых здоровяков гренадеров. Так ли это было? Сомнительно. Но на каждый роток не накинешь платок.

В 1798 г. у императора появилась новая фаворитка — Анна Петровна Лопухина (1777–1805). Накануне, 28 января 1798 г., Мария Федоровна родила еще одного сына — Михаила. Павел I был уверен, что и этот мальчик от другого мужчины, но многое свидетельствует за то, что отцом ребенка был все-таки император: после официальной коронации в Москве 5 апреля 1797 г. царственная чета на некоторое время возобновила супружеские отношения.

Мария Федоровна, подвергавшаяся многочисленным гадким унижениям, едва не избитая супругом (защитил ее присутствовавший при скандале Александр), молча терпела, подобострастно унижалась перед фавориткой, воспитывала малышей и ждала своего часа.

Все закончилось неожиданно. Как известно, 11 марта 1801 г. Павла I убили. Николаю шел тогда пятый год, Михаилу — четвертый.

7

И тут на авансцену вышла новая героиня — свидетельница многих семейных скандалов Романовых. Речь идет о злосчастной жене Александра I Елизавете Алексеевне, урожденной принцессе Луизе Марии Августе Баден-Баденской (1779–1826). Избрала ее в невесты любимому внуку лично Екатерина II, и лучшего выбора сделать она не могла. Светлейшая, благороднейшая личность, современниками Елизавета Алексеевна называлась не иначе как самой красивой императрицей всех времен и народов. Мы можем убедиться в ее изысканном совершенстве, посмотрев знаменитую картину французского художника Франсуа Жерара «Амур и Психея» (другое название «Первый поцелуй Психеи»), писанную с наследной четы российского престола в 1798 г. и хранящуюся ныне в Лувре. Говорили, что именно Жерару удалось наиболее точно передать облик цесаревича и его супруги. Екатерина II первой назвала невесту внука Психеей, и с этого времени образ Психеи-Елизаветы Алексеевны стал чрезвычайно популярным в отечественной литературе и в искусстве конца XVIII — начала XIX в.: при российском дворе и в российских искусствах почти поголовно все были влюблены в Елизавету Алексеевну: кто как в неординарную благородную личность, а кто — как в женщину.

Бракосочетание состоялось в 1793 г., когда жениху не исполнилось еще 16 лет, а невеста едва вступила в свое 15-летие. Обстоятельства поспешного брака Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны весьма необычны. Как-то раз Екатерине II показалась излишне интимной дружба ее внука Александра с юным князем Александром Николаевичем Голицыным (1773–1844). Известный российский гомосексуалист Ф. Ф. Вигель вспоминал о Голицыне того времени: «Мальчик крошечный, веселый, миленький, остренький, одаренный чудесной мимикой, искусством подражать голосу, походке, манерам особ каждого пола и возраста»^[62]. Поначалу этот обделенный родительской лаской миленький ребенок прельстил саму Екатерину II, и она повелела взять Сашеньку Голицына к себе в пажи. Заодно мальчика назначили в товарищи по играм к внукам императрицы — Александру и Константину. Со временем особо близкие, если не сказать, недопустимые отношения юноши с подростком сложились у Голицына с Александром… Заметив это, Екатерина забила тревогу и решила от греха подальше скорее женить внука. Голицын, правда, в фаворе остался.

Благо молодые чрезвычайно подходили друг другу, причем Елизавета искренне влюбилась в своего мужа. Зато поведение Александра окутано тайной. Вряд ли оно связано с отлучением Голицына, но первые годы после женитьбы великий князь, скажем мягко, был несправедлив к своей супруге. Уже в 1794 г. он завел себе вторую супругу-фаворитку Марию Антоновну Святополк-Четвертинскую (1779–1854), которую через год спешно выдали замуж за Д. Л. Нарышкина. Под этой фамилией Мария Антоновна и вошла в историю. Александр прожил с Нарышкиной 15 лет, она родила ему четырех дочерей и сына Эммануила (1813–1901). Нарышкин признал всех детей Александра своими.

В 1799 г. у Александра Павловича, бывшего тогда уже наследником престола, и Елизаветы родилась дочь Мария. Вместе с радостью пришли и серьезные огорчения. Мария Федоровна начала открытую войну против Елизаветы Алексеевны, которая длилась всю жизнь последней и прерывалась лишь дважды — перед лицом военной угрозы в 1805 и 1812 гг.

Те события описала графиня Варвара Николаевна Головина (1766–1819):

«В Павловске императрица приказала Елисавете прислать ребенка ей, хотя девочке было всего три месяца, а от дома великого князя до дворца было довольно далеко. Пришлось повиноваться, и потом, когда девочку привезли обратно, великая княгиня узнала от дам, сопровождавших ребенка, что Мария Федоровна носила его к государю. Нисколько не подозревая грозы, собравшейся над ее головой, Елисавета была благодарна государыне, считая это просто желанием приучить государя к внучке. Она жестоко ошиблась и скоро убедилась в этом…

Граф Ростопчин и Кушелев^[63] находились рядом с кабинетом государя, когда мимо них прошла императрица с маленькой великой княжной на руках. Она сказала им: «Не правда ли, какой прелестный ребенок?» — и прошла в кабинет государя. Через четверть часа она вышла оттуда скорым шагом, а затем Кутайсов^[64] от имени государя позвал Ростопчина в кабинет, говоря ему по-русски: «Господи, и зачем только эта несчастная женщина ходит расстраивать его своими сплетнями!» Ростопчин вошел к государю и застал его в состоянии полного бешенства: «Идите, сударь, и немедленно напишите приказ о ссылке Чарторийского^[65] в Сибирский полк. Жена сейчас раскрыла мне глаза на мнимого ребенка моего сына!»… Императрица обратила внимание императора на то, что великая княжна была темноволосой, в то время как Александр и Елисавета были блондинами»^[66].