Читать книгу - "Женщины Девятой улицы. Том 2 - Мэри Габриэль"

Нижеподписавшиеся художники выступают против проведения общенациональной выставки в музее Метрополитен в декабре следующего года и не станут представлять свои работы в отборочное жюри.

Организация выставки и выбор членов жюри директором музея Фрэнсисом Генри Тейлором и заместителем куратора отдела американского искусства Робертом Беверли Хейлом не оставляют ни малейших надежд на справедливые пропорции представленных там авангардных произведений.

Мы также обращаем внимание этих господ на исторический факт, что за последние сто лет лишь авангардное искусство смогло сделать какой-либо последовательный вклад в цивилизацию.

Мистер Тейлор неоднократно публично заявлял о своем презрении к современной живописи, а мистер Хейл, согласившись на жюри, заведомо враждебное истинному авангарду, по праву занимает место рядом с мистером Тейлором.

Мы убеждены, что все художники-авангардисты Америки присоединятся к нашему протесту^[371].

Барни Ньюмен доставил письмо, датированное 20 мая, в New York Times, и через два дня оно появилось на первой полосе газеты под заголовком «Восемнадцать художников бойкотируют Метрополитен. Суть обвинения — “враждебность к авангарду”»^[372]. На следующий день New York Herald Tribune решительно осудила бунтарей, окрестив их «восемнадцатью вспыльчивыми» и обвинив в несправедливой критике Метрополитен. Протест, зародившийся в «Студии 35», словно лесной пожар охватил всю общенациональную прессу^[373]. Ирония судьбы: за три дня горячих дебатов художники так и не смогли прийти к согласию, являются ли они группой и составляют ли свое движение, а теперь, после отправки музейным чиновникам не слишком искусно составленного письма в пять абзацев, пресса четко объединила их в одну категорию.

Подписали то письмо двадцать восемь художников, но публично протест поддерживали двадцать девять, и обстоятельства, окружавшие эту ситуацию, включали в себя оскорбительное равнодушие, которое Ли будет с горечью вспоминать до конца своей долгой жизни.

В ту зиму, когда Ли и Джексон жили в Нью-Йорке в экипажном сарае Оссорио, у них совсем не было времени для живописи. Джексон жаловался, что ему приходится ходить на такое количество вечеринок и так подолгу не брать кисть в руки, что он вообще больше не чувствует себя художником^[374]. Забитый график мероприятий был ценой его славы, но именно из-за нее художники, написавшие письмо протеста, были крайне заинтересованы в его поддержке. Благодаря статье в Life Поллок стал лицом нового искусства и единственным именем нью-йоркского художника, хотя бы отдаленно знакомым широкой аудитории массовой прессы^[375]. К моменту проведения пресловутого симпозиума они с Ли уже вернулись в Спрингс и ничего не знали ни о той дискуссии, ни о письме — до одного дня в середине мая, когда им позвонил Барни Ньюмен. Трубку взяла Ли; она немного поболтала со своим старым другом, а потом Барни попросил ее позвать Джексона.