Читать книгу - "Прибалтийский плацдарм (1939-1940 гг.). Возвращение Советского Союза на берега Балтийского моря - Михаил Мельтюхов"

Пытаясь оспорить это мнение, А.Г. Ложкин, полностью разделяющий позицию прибалтийских исследователей, утверждает, что определение «мирной оккупации» (или «оккупации в мирное время») якобы закреплено в Женевских конвенциях 1949 г.^[1835]. Однако это не соответствует действительности. Во 2-е статьи всех четырех конвенций 1949 г. включена одна и та же фраза: «Конвенция будет применяться также во всех случаях оккупации всей или части территории Высокой Договаривающейся Стороны, даже если эта оккупация не встретит никакого вооруженного сопротивления»^[1836]. Совершенно очевидно, что ни о какой «мирной оккупации» или «оккупации в мирное время» здесь и речи нет. Ведь вопрос заключается не в характере «оккупации», а в том, была ли она вообще. Иными словами, все рассуждения прибалтийских авторов и их российских последователей на эту тему являются лишь их личными фантазиями и применяются исключительно для пропаганды.

К сожалению, иногда некоторые российские исследователи в своих рассуждениях пытаются совместить несовместимые взгляды. Так, например, Е.Ю. Зубкова пишет, что «действия Советского Союза в Прибалтике с момента вторжения до решения сессии Верховного Совета СССР о вхождении Латвии, Литвы и Эстонии в состав Советского Союза, т. е. с 15–17 июня до 3–5 августа 1940 г., могут быть, хотя и с большой долей условности, расценены как «военная оккупация» – если не по «букве», то по сути. Вместе с тем термин «оккупация» совершенно не соответствует ни долговременным планам Советского Союза относительно Прибалтики, ни реальному развитию событий в этом регионе»^[1837]. Но если этот термин не «соответствует реальному развитию событий», то, совершенно очевидно, что он не адекватен ситуации, и применять его, оставаясь в рамках научного изучения проблемы, просто невозможно! Не говоря уже о том, что именно термин «военная оккупация», как мы видели, совершенно не соответствует событиям лета 1940 г., как, впрочем, и использованный Е.Ю. Зубковой термин «вторжение».

Действительно, советское руководство провело подготовительные военные меры для того, чтобы иметь возможность оккупировать страны Прибалтики, но между планированием и подготовкой военной операции и ее фактическим проведением есть большая разница. Дело в том, что руководство стран Прибалтики согласилось с советскими требованиями об изменении состава правительств в Каунасе, Риге и Таллине и вводе дополнительных контингентов войск Красной армии на их территорию. Вопрос же о том, в силу каких причин страны Прибалтики согласились с советскими требованиями, для данной проблемы вообще не имеет никакого значения. Конечно, прибалтийские авторы стараются всячески демонизировать ситуацию с советскими требованиями, предъявленными Литве, Латвии и Эстонии в июне 1940 г., для того, чтобы показать, что только угроза применения силы заставила эти страны принять их. Однако они тщательно умалчивают о том, что «принцип, запрещающий прибегать к силе или угрозе ее применения, ставший одним из основных принципов современного международного права, впервые был закреплен в 1945 году в Уставе ООН»^[1838]. Таким образом, советские ультиматумы ни коем образом не противоречили тогдашнему международному праву.

К тому же войска Красной армии уже находились на территории государств Прибалтики в силу договоров о взаимопомощи, и увеличение их количества было связано с резким изменением ситуации в ходе Второй мировой войны в Европе. Соответственно, помимо дипломатических договоренностей между СССР и странами Прибалтики, были подписаны соглашения между военными командованиями сторон о местах размещения дополнительных контингентов советских войск. Именно в эти районы советские войска и проследовали. Кроме того, следует помнить, что согласно ст. 42 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны, подписанной 18 октября 1907 г., «территория признается занятою, если она действительно находится во власти неприятельской армии. Занятие распространяется лишь на те области, где эта власть установлена и в состоянии проявлять свою деятельность»^[1839]. Как известно, никакой советской военной власти в странах Прибалтики не создавалось, там продолжали действовать свои собственные правительства. Таким образом, никакой «оккупации» государств Прибалтики Советским Союзом никогда не было.

Даже в годы «Холодной войны» в своих разъяснениях о внешней политике СССР, данных в 1958 г. по просьбе аппарата Белого дома, американский дипломат Дж. Кеннан верно заметил: «В конце концов, прибалтийские государства фактически не подверглись вторжению. Они согласились (как я полагаю, неблагоразумно) с советскими требованиями, которые им были предъявлены. Это верно, что давление, оказанное на них, было грубым и нахальным, но и сложившаяся ситуация была чрезвычайно необычной и опасной; в качестве оправдания своих действий в этом случае советское правительство опиралось на соглашение с единственной великой державой Запада – Германией, которая пользовалась влиянием в этом районе, а ведь только она и могла рассматривать это как casus belli»^[1840]. Кроме того, стоит отметить, что о советской «оккупации» стран Прибалтики местные националисты заговорили только после провозглашения там Советской власти 21 июля 1940 г.