Читать книгу - "Откровения немецкого истребителя танков. Танковый стрелок - Клаус Штикельмайер"

Так что только из-за того, что мы остались целы в день, когда наш Pz-IV получил попадание в ствол, я и цитирую Самуэля Джонсона перед тем, как продолжать свой рассказ: «Туда, одной лишь волей Господа, иду я».

Возвращаюсь к нашему Pz-IV с нами пятью внутри его, смотрящему вниз по склону на проселочной дороге среди колосьев, не вызывая нового огня. Мы знали, что наша пушка бесполезна, за исключением того, что мы могли бы напугать каких-нибудь танкистов, наведя ее в их сторону — определенно самоубийственный поступок. Возможно, мы могли бы поискать подозрительно выглядящую растительность и полить ее из пулемета или двух, надеясь, что расчет противотанковой пушки окажется достаточно близко, чтобы получить по нескольку дырок в шкуре.

Мы могли, если бы сошли с ума, пойти на три часа обратно на вершину, посмотреть, не вышли ли Советы из-за их укрытия, и полить их из спаренного МГ-34. Нужно было выбросить подобные мысли из головы. Нам нужно было посмотреть, что делают наши товарищи. Кроме всего прочего, нам надо было найти их. Нам нужна была их помощь до того, как мы двинемся с места — в противном случае мы ничего не могли сделать.

Режим радиомолчания не был обязательным. Между четырьмя танками нашей группы можно было передавать срочные сообщения. Однако рапорт командиру роты был бы изложен на языке, понятном всем слушающим Советам. Лейтенант Якоб по радио должен был использовать эзотерический жаргонный танковый язык. Он также должен был помнить правило Fase dich kurz (излагай коротко) — фраза, которую в Рейхе можно было встретить на городских телефонах и которую учли в Вермахте.

Нам не стоило посылать рапорт, структурированный по правилу aeiou, где а означало wann (когда), е — wer (кто), i соответствовало wie (как), о входило в вопрос wo (где) и и означало was tue ich weiter (что я сделаю).

Несколькими днями раньше случилось так, что командир танка намекнул на то, что ему нравятся Zigarren (сигары, то есть 75-мм снаряды). Голос с явно русским акцентом перебил его, сказав: «Мы вам принесем сигары». Их марки, конечно. Нужно было быть осторожным, находясь в эфире. Feind hort mit (враг подслушивает), предупреждение, размноженное на десятках тысяч плакатов по всему Рейху, имело смысл и на поле боя.

Наше сообщение гласило что-то вроде «у нас нечего заблокировать». Пушку в Pz-IV во время долгого марша или при перевозке по железной дороге можно было заблокировать под углом 16 градусов быстросъемной внутренней стойкой, ставившейся изнутри вдоль крыши башни.

Наш звонок командиру роты, на который он с готовностью ответил «вас понял», был первым из обмена сообщениями, ни одно из которых не было неважным. Командиры танков были профессионалами. Они поняли, в чем наша нужда. Они также знали, где рыщет опасность, поскольку лейтенант Якоб снабдил их примерным направлением от нашего танка к Советам, глубоко смявшим нам ствол пушки; он вычислил его с помощью топографической карты по направлению борозды на стволе.

Командир одного из наших Pz-IV в 250 м за нами — да будет известно, что он собрался идти по нашему следу, с крайней осторожностью. Почему бы и нет? Он узнал от нас о местности гораздо больше, чем мы, — и у него был курс, за которым надо было смотреть. Мы к тому времени могли слышать его двигатель и вентиляторы охлаждения. Услышав по радио, что он приближается, мы выключили свой двигатель. Если бы мы услышали пуск дизельного двигателя, мы бы моментально отъехали дальше от дороги или в поле, разворачиваясь лицом к тому, что бы нас ни ожидало.

Прозвучал один выстрел. Не откуда-то справа от нас, а сзади. Оказалось, что командир стоящего там Pz-IV — он был, наверное, самым опытным из четырех, включая нас, — буквально вытянул шею перед тем, как подобраться к вершине холма, на чьем склоне мы ждали. Фактически он, действуя этаким перископом, сняв кепи, стоял на самом верху башни своего танка, чтобы получить хороший обзор, не показывая из-за холма ни миллиметра башни. Затем наводчик, после того как с помощью водителя дульный тормоз показался над гребнем и прилегающим зерном, поймав цель, выстрелил быстро и безошибочно.

Так что лейтенант Якоб мог претендовать на голевой пас. Его направление привело к тому, что Т-34 был «расколот», как орех или дот. В 200 м в стороне, у дальнего конца поля, хорошо замаскированный в купе деревьев с пирамидальными кронами, Т-34 поймал бронебойный снаряд.

Доходящие до бедра колосья перед Т-34 делали общую высоту значительно ниже, чем реальные 2,41 м, как будто он был вкопан. Что интересно, в случае слишком малого превышения выстрела Pz-IV неубранное поле давало полуголым членам советского экипажа, щелкавшим вшей около танка, неплохую защиту от осколочных снарядов, которые, попав в растения, взорвались бы — хотя я сомневаюсь, что командир Т-34 об этом догадывался. Один наш танковый экипаж сильно перепугался, когда их осколочный снаряд, по ошибке попавший в колосья зреющей пшеницы у края дороги, взорвался, не отлетев и нескольких метров от дульного тормоза.

Что выдало Т-34, так это один советский болван в поле, ведущий себя как спортсмен на огромной бейсбольной площадке, пытаясь проскочить с третьей базы до основной. До того как у него нашлось время закончить пробег, основная база уже загорелась. У Советов была отличная засада — до тех пор, пока один Pz-IV, из-за того что они чуть не достали нас, не достал их. Может быть, им тоже стоило передвинуться после встречи с нами. Уверяю вас, это хорошо, что они так и не двинулись с места. Их командир попал в нас скорее на авось, чем потому, что тщательно целился. Это серьезная разница.

В присутствии прекрасной 75-мм защиты мы поехали, наш недавний победитель — во главе колонны. Он был теперь танком-указателем, как мы до того, как он прибыл на помощь. Так что речь шла уже не о том, чтобы мы выскочили наружу и подорвали свой танк. Через полкилометра на той же дороге к нам присоединились два другие Pz-IV. Может быть, на какое-то время все будет в порядке, хотя у нас оставался только МГ-34, да у каждого по П-38. Мы попали в засаду, как сказал лейтенант Якоб, в 4 км от главной дороги, и там мы надеялись сами нанести какой-нибудь настоящий урон. Сильное движение на дорогах вроде этой. Может быть, удастся накрыть трассирующими пулями небронированную машину, чтобы она загорелась. Наш хранитель мог взять на себя защиту от танков, да и два других тоже.

Мы не прошли и нескольких километров, когда, по сравнению с тем, что только что пережили, оказались в куда худшей ситуации, которую можно было описать как «из-под дождя да в канаву» или «из огня да в полымя». Мы опознали правильно выстроенный заслон, нацеленный на то, чтобы не дать нам подойти к шоссе.

И снова волнистая равнина была к нам благосклонна. Огонь основного компонента заслона — танковых орудий — в 300 м впереди, он не мог нас достать, поскольку мы прикрылись холмом, стоящим перед тем, на котором расположились Советы. В этот раз слева не было никакого поля с колосьями; правда, было одно большое поле справа.

Конечно, Т-34 — а что еще там могло быть? — не было видно, но за каждым из них торчало по голове в четко различимом ребристом кожаном шлеме советского tankist, напоминающем боксерский шлем для спарринга, который надевают, чтобы не разбить лицо. Почти точно чередуясь, по крайней мере, четыре головы-тыквы поднимались над гребнем холма. Явно два Т-34 сели на одной стороне дороги, и еще два — на другой.