Читать книгу - "Реальность мифов - Владимир Фромер"

Кончилось тем, что Вейцман вернул Бегину портфель министра обороны.

Бегин не сожалел об этом.

Осенью 1989^[1] года Вейцман был исключен из партии за резкую критику вождя и отошел от политической жизни.

С тех пор Вейцман и Бегин встретились лицом к лицу только один раз.

Произошло это на церемонии обрезания сына Моше Кацава — того самого, который со временем сменил Вейцмана на посту президента государства.

Опоздавший Бегин, увидев Вейцмана, с интересом наблюдавшего за ритуалом, подошел к нему. Они обменялись рукопожатием и несколькими банальными фразами.

— Ага! — смекнул заметивший это журналист. И тиснул статейку о том, что Вейцман, дескать, беседовал с Бегином о своем возвращении в Херут.

— Правда ли это, господин Вейцман? — разлетелись журналисты.

Шельмовская улыбка появилась на его губах.

— Я не вернусь в эту партию ни через обрезанную пипиську сына Моше Кацава, ни каким-либо другим более приличным способом, — оборвал он кривотолки.

* * *

Покинув большую политику, Вейцман делил свое время между роскошным офисом в Тель-Авиве и виллой в Кейсарии, где написал книгу «Битва за мир».

Ему предлагали кафедру в университете — он отклонил лестное предложение. Его уговаривали совершить лекционное турне по Соединенным Штатам — он отказался. «Да ты что, — изумлялись друзья, — как можно отказываться от пяти тысяч долларов за лекцию?»

— Нет, — твердо отвечал Вейцман. — Я не поеду разъяснять политику этого правительства. Ругать его в Америке мне не пристало, а хвалить — не могу.

Ему и без Америки приходилось много разъезжать. И по делам бизнеса, и чтобы рекламировать свою книгу, содержащую описание событий, предопределивших установление мира с Египтом.

Но все-таки бывший министр обороны, человек, привыкший к совсем иному ритму жизни, старый политический дуэлянт, не мог не чувствовать внутренней пустоты, утратив привычное поле деятельности.

То ли чувство какой-то внутренней неловкости, то ли смутная, не осознанная им самим надежда на возвращение в партию, которой он все же отдал часть души, долго удерживали Вейцмана, не позволяли ему обнажить шпагу против вчерашних соратников.

* * *

Час Вейцмана настал осенью 1984 года. Созданное им движение Яхад, крошечное суденышко, утлое, но управляемое твердой рукой, вышло в бурное море большой политики. Яхад — это Вейцман. Нельзя же всерьез называть движением нескольких мушкетеров, обнаживших шпаги и сомкнувшихся вокруг своего капитана.

И произошло чудо. Имя Вейцмана возымело магическое действие. Вопреки всем прогнозам, Яхад получил целых три мандата. Когда же выяснилось, что Ликуд и Маарах финишировали, что называется, голова к голове, все козыри оказались на руках у Вейцмана.

И тогда на виллу Вейцмана в Кейсарии нагрянул Ариэль Шарон.

Вейцман иногда морщился от его грубоватой прямолинейности, но ему импонировали стратегические способности и непоколебимое упорство этого человека. В молодости они были друзьями.

— Чему я обязан такой честью? — спросил Вейцман нежданного гостя.

— Разве я не могу просто так навестить старого товарища? — ответил Арик, целуя руку Реумы.

— Этому ты научился у Бегина? — засмеялся Вейцман.

Когда они остались наедине, Шарон сразу стал серьезным.

— Эзер, — сказал он, — меня прислал Шамир. Твое место с нами, в Ликуде. Бегина уже нет, а с Шамиром ты всегда ладил.

— Что он просил передать? — Задавая этот вопрос, Вейцман уже знал ответ.

— Шамир сказал, что если мы с твоей помощью заблокируем левый блок, то можешь рассчитывать на любой министерский портфель. Более того, Шамир согласен, чтобы ты стал его заместителем и в правительстве, и в партии. Это твой шанс, Эзер. Ну, что скажешь? Вспомни, что Ликуд — это ведь твой дом.

Вейцман долго молчал. Потом поднял глаза.

— Значит, Шамир ждет возвращения блудного сына? Скажи ему, что я подумаю, — произнес он и перевел разговор на другую тему.

«Этот интриган, кажется, недоволен, — подумал Шарон, уходя. — Перес ведь не предложит ему большего. Так чего же он хочет, черт возьми?»

Когда Арик ушел, Вейцман сказал жене:

— Эти люди ведут себя, как дети, у которых отбирают любимую игрушку. Они не понимают, что внутриполитические распри губительны для страны.

Перес нетерпеливо ждал звонка Вейцмана. Изнуренный событиями последних дней, как-то сразу потускневший, он думал о несправедливости судьбы. Он так верил в победу. Так ждал ее. И вот она ускользнула в самый последний момент. Перес понимал, что лишь с помощью Вейцмана он сможет добиться сформирования кабинета национального единства.

А если Эзер поладит с Шамиром?

Об этой возможности Пересу даже думать не хотелось.

Раздался долгожданный звонок. Перес бросился к телефонной трубке.

— Шимон, — сказал Вейцман, — я решил идти с тобой и хочу, чтобы все формальности закончились как можно быстрее.

На следующий день, когда они встретились для обсуждения коалиционного соглашения, Перес с тревогой сказал: «Эзер, ты будешь играть важную роль в моем узком кабинете, но у меня нет для тебя министерского портфеля. Конечно, если ты будешь настаивать, мы что-нибудь придумаем…»

Перес, по-видимому, ожидал, что Вейцман начнет торговаться, ставить условия.

— Шимон, — засмеялся Вейцман, — если бы я гнался за портфелями, то в Ликуде получил бы целых три.

В правительстве национального единства Эзер Вейцман стал министром без портфеля…

* * *

Вейцман — единственный влиятельный израильский политик, открыто выступавший за переговоры с ООП. Он говорил о неизбежности этого еще в те времена, когда не только Шамиру, но даже Рабину с Пересом подобная мысль и в голову не могла прийти.

Шамир не понимал столь не похожего на него человека, вызывавшего раздражение и беспокойство, и терялся в догадках, пытаясь разгадать мотивы его действий.

Все знали, что у Вейцмана свои налаженные каналы связи с палестинцами еще с тех пор, когда он вел с ними переговоры об автономии.

Разумеется, Шамир не считал Вейцмана способным на предательство. Но слишком уж велик был соблазн рассчитаться с человеком, впрягшим Ликуд в одну упряжку с ненавистным социалистическим блоком…

Ни облачка не было на политическом небосклоне, когда правительство собралось на свое последнее заседание в уходящем 1989 году. Как обычно, премьер-министр выступал первым. Шамир встал и монотонным голосом начал зачитывать заранее заготовленное заявление.

Побледнел Перес, единственный, кто знал, какая бомба сейчас взорвется.