Читать книгу - "Возвратный тоталитаризм. Том 1 - Лев Гудков"

Рис. 7.1. Взаимосвязь одобрения Путина и антиамериканской пропаганды

Таблица 29.1

Как вы считаете, следует ли нам обращать внимание на критику России со стороны Запада?

Таблица 30.1

Почему вы считаете, что нам не нужно обращать внимание на критику Запада?

N = 1600.

Такая двойственность чрезвычайно характерна для национального сознания русских. В массовых опросах она проявляется в высказывании одновременно противоположных суждений о фактах: например, «Россия поддерживает сепаратистов» («в Донбассе российские войска принимают участие в военных действиях»), и отрицание этого факта («Россия не участвует в гражданской войне в Украине», «на Востоке воюют только российские добровольцы»); или «нарушать суверенитет чужой страны нельзя» и «Россия имеет право активно действовать в зоне своих интересов»; «Россия ведет информационную войну» (и это, по мнению населения, правильно) и «российские СМИ объективно освещают события на Украине», «российские СМИ не врут» и «слушать не хочу ничего иного».

Двусмысленность ситуации и действия российского руководства для многих очевидна, но признать само это обстоятельство россияне не могут, потому что не хотят. Настаивание на своем важнее, чем открытое признание действительного положения вещей (при некотором сомнении в своей правоте). Поддерживая великодержавную или имперскую легитимность консервативного режима, русский национализм выполняет и защитную, и компенсаторную функцию, интегрирует население и одновременно – блокирует возможность каких-либо изменений (институциональных реформ). Поэтому «возрождение» России как великой державы является самым эффективным в идеологическом плане основанием системы господства, подобной путинской. После краха СССР абсолютное большинство опрошенных (72–74 %) считали, что Россия утратила статус великой державы. От появления нового лидера, который должен был сменить вызывавшего общее раздражение Ельцина, население ожидало решения двух главных задач: выхода из экономического кризиса, улучшения материального положения и восстановления международного авторитета России как великой державы. Его возвращение должно было быть главной задачей государственной политики, внешней в первую очередь. С большим трудом, только резко ограничив свободу информации, путинскому режиму удалось убедить общество в том, что эта вторая проблема решена. Еще в 2011 году общественное мнение колебалось относительно того, вернула ли Россия свой статус великой державы или нет (мнения разделились ровно пополам: 47 на 47 %), но после аннексии Крыма сомнения исчезли (63–68 % россиян почти сразу признали свою страну «великой»).

Путин крайне нуждался в подтверждении того, что геополитические позиции, которые имел СССР, удержаны нынешней Россией. Населению упорно навязывается мысль о спасительности возвращения к национальным традициям, к ценностям патриотизма (под которым понимается именно безоговорочная гордость страной как условие отсутствия протестов против власти и признание роли или заслуг ее руководителей в деле восславления отечества). Процесс возвращения пропагандой советских мифов и идеологем резко усилился после массовых антипутинских акций и демонстраций протеста в 2011–2012 годах. Антизападная, антилиберальная демагогия путинских пропагандистов противопоставляла «деградирующую», «кризисную Европу», «утратившую свои христианские моральные и культурные ценности» «возрождающейся и набирающей силу России», требующей признать ее новую роль в мире. В результате такой обработки общественное мнение за очень короткое время, буквально за год-полтора, стало настроенным антизападно, в первую очередь антиамерикански.

Таблица 31.1

Есть ли враги у нашего народа, нашей страны?

* В анкету 1989 года (методика: самозаполнение) была включена опция «другие ответы», собравшая 25 % самых разных мнений о функциях и типах врагов.

N = 1600.

Рис. 8.1. Как вы считаете, есть ли у сегодняшней России враги?

Таблица 32.1

Есть ли враги у нашего народа, нашей страны?

Таблица 33.1

Социально-демографические характеристики респондентов, отвечавших на вопрос: «Есть ли враги у нашего народа, нашей страны?» (2014 год)

Более критично к массовым фобиям (обилию врагов) относятся люди с более инструментальным, прагматичным и рациональным мышлением – предприниматели, руководители, наиболее доверчивы и внушаемы – силовики, служащие и учащаяся молодежь. Считают, что разговоры о врагах – это не более чем страшилки, которыми путинский режим пугает население, прежде всего молодые и образованные респонденты, москвичи, то есть те группы, которые сильнее включены в рыночную экономику, пребывают в сравнительно модернизированной среде, а потому более свободны от деспотического и репрессивного государства. Напротив, уверены в существовании врагов и враждебного отношения в мире к России главным образом население средних городов («индустриальная Россия», в терминологии Н. Зубаревич), работники госсектора, пенсионеры.

Смутный психологический дискомфорт от слияния с авторитарным и агрессивным режимом снимается характерным для нашей политической культуры восприятием себя как объекта враждебности других стран или несправедливости в отношении к России^[63]. Утверждение своей «правоты» не мыслится отдельно от статуса «жертвы» чужой агрессии, как в 1941 году. Доля ответов: «Россия никогда не была агрессором» – стала особенно заметной после аннексии Крыма: она выросла с 37 % (в 1998 году) до 55 % (в марте 2014 года). Сегодня такая установка доминирует (табл. 35.1).