Читать книгу - "Гражданская война. Генеральная репетиция демократии - Алексей Щербаков"

Тем временем страна шла вразнос. Временное правительство, сохранившее власть, несмотря на усилия крайне левых, продолжало демонстрировать свою беспомощность.

«Нехватка хлеба, мяса, рыбы, овощей, молочных продуктов и других необходимых продовольственных товаров резко возросла к концу лета и в начале осени. Сильнее всего это затронуло граждан с низкими доходами, которые не имели возможности покупать не только на процветающих повсюду черных рынках, но и в обыкновенных продовольственных магазинах, где цены на товары быстро поднимались. Одновременно обозначился кризис в обеспечении жилых домов и промышленных предприятий топливом. В начале августа правительственные службы предупредили, что к середине зимы половина петроградских предприятий будет вынуждена остановить производство из-за отсутствия топлива».

(Сборник «Октябрьское вооруженное восстание»).

Нравилось ли это народу и как он реагировал — стоит ли говорить?

Еще веселее было в деревне. Там полным ходом шел самозахват помещичьих земель, уже перешедший в стадию погрома усадеб. Да и не только захват земель. Про Махно уже было сказано. Никакой власти, кроме «вольных советов», в Гуляй-Поле не существовало. И это самый известный пример — а вообще-то к осени беспорядками было охвачено 90 % губерний.

Что касается армии, то в ней началось уже черт-те что. Обычно принято все валить на большевиков. Но, как писал генерал А. М. Зайончковский, автор фундаментального труда о Первой мировой войне, «армия развалилась при деятельной к этому помощи обоих неудачных революционных министров Гучкова и Керенского».

Даже если учесть, что «большевиками» называли всех солдат, которые высказывались против войны… Но вот такой факт. В 1917 году в России издавалось 170 фронтовых газет, и из них только 30 были большевистскими. Вопрос: почему другие издания не могли переломить мнение солдат? Правильно — потому что от излагавшихся там заклинаний всех уже тошнило.

Особенно эти настроения возросли после жуткого провала июньского наступления. Ни для кого не было секретом: наступление началось исключительно потому, что Временному правительству надо было отчитаться перед союзниками за помощь. С тех пор в победу уже не верил никто, кроме разве что генералов — да и то не всех. Многие фронтовые генералы (командиры бригад и дивизий) полагали, что фронту необходимо не делать резких движений и досидеть до заключения мира. Пусть даже сепаратного.

Происходили и вовсе невероятные вещи. Любой военачальник любой армии всегда полагает, что имеющихся войск у него недостаточно, и требует пополнения. А осенью 1917 года генералы всячески открещивались от присылки новых солдат из тыла. Потому что те были уже проникнуты антивоенным духом — и толку от них никакого не было.

Генерал А. П. Будберг (впоследствии — военный министр Колчака) вообще выступал за то, чтобы оставить на фронте только надежные части, а остальных демобилизовать. Дескать, в обороне мы отсидимся и с небольшим количеством бойцов, а больше нам ничего и не нужно. Генерал не понимал простой вещи: если бы его план начал осуществляться, то все надежные части мигом перестали бы быть таковыми.

Дезертирство начинало приобретать не только индивидуальный, но и коллективный характер. Порой солдатики пытались схитрить. Как писал в своем дневнике тот же Будберг, командование то и дело получало от различных солдатских комитетов предложения «отправиться на усмирение». Однако после корниловского выступления все уже понимали, что это значит — солдаты хотели с комфортом уехать в глубь страны, а там разойтись по домам.

Тем не менее у власти стояло все то же правительство Керенского — хотя его можно было легко скинуть после провала затеи Корнилова. Почему не скинули? А потому что его отстояли эсеры и меньшевики. Дело тут в самой сути этих партий — точнее, в сути их верхушки. Ведь какая складывалась ситуация? Кадеты полностью разбиты, а значит, у власти оказывались умеренные левые. Эти люди очень хорошо смотрелись в качестве оппозиции, а вот брать на себя ответственность они не хотели. Точнее, они желали быть не во власти, а при власти, — чтобы интриговать, дискутировать… Словом, заниматься политической деятельностью, но при этом ни за что не отвечать. Впрочем, в это время так хотело большинство политиков, потому что было совершенно непонятно — как разгребать сложившуюся ситуацию.

За одним исключением. Как вы, наверное, догадались, этим исключением являлась партия большевиков. И не потому что они отличались особой мудростью, скорее — полной отмороженностью. Но бывают ситуации, когда лучше двигаться даже не очень понимая куда, нежели стоять на месте. И такая позиция нравилась народу все больше и больше.

Именно поэтому в сентябре начался процесс, который носит название «большевизации Советов». В низовых Советах становилось все больше большевиков. Да и в Петросовете председателем стал успевший примкнуть к ним Л. Д. Троцкий, которого в дни выступления Корнилова под шумок выпустили из «Крестов», где он сидел со времени июльских событий. Правда, ЦИК, в отличие от «низов», оставался умеренным.

Впрочем, в сентябре и многие лидеры большевиков придерживались достаточно умеренных взглядов. Они были за передачу власти Советам, но хотели это сделать мирным путем. Расчет был на II Всероссйский съезд Советов, который должен был открыться в конце октября. Если большевики будут иметь на нем большинство, то Съезд объявит себя властью и тихо-мирно пошлет Временное правительство куда подальше. И дело тут было не в миролюбии — им большевики не отличались. Просто на многих тяжелое впечатление произвели июльские события. Никто не хотел снова проколоться.