Читать книгу - "Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции (1914–1918) - Владислав Аксенов"

Для понимания обстоятельств формирования массовых фобий необходимо также учитывать, что Первая мировая война усилила невротизацию общества. В историографии уже неоднократно поднималась проблема травматического психоневроза, или шелл-шока (второй термин характерен для западной литературы), — посттравматического стрессового расстройства^[2189]. Уже отмечалось, что с первых месяцев войны врачи-психиатры принялись изучать этот феномен, в специализированных журналах появлялись соответствующие статьи, выходили и отдельные брошюры^[2190]. Вместе с тем проблема массового умопомешательства была хорошо известна и по предыдущим войнам, причем не только в среде врачей-специалистов, но и широким кругам читателей^[2191]. Показательно, что в то время, как военные психиатры били тревогу и писали о массовом распространении душевных болезней на фронте, гражданские врачи также констатировали увеличение поступлений в городские психиатрические лечебницы, причем в первую очередь за счет женщин^[2192]. Особенно выделялись среди них беженки. Часто именно ужас, вызванный бомбежкой, «встречей» со смертоносной военной технологией, запускал механизм разрушения психики. Психиатр А. А. Бутенко наблюдал поступившую в сентябре 1915 г. в московскую Алексеевскую психиатрическую лечебницу крестьянку-беженку из Гродненской губернии сорокалетнюю Агафью Данилову, первым шоком для которой стала бомбардировка аэропланами ее родной деревни^[2193]. Следует учитывать, что хотя психические болезни не заразны, в психиатрии известен феномен «душевной контагиозности» — инстинкта подражания, объясняющего заразительность чувств и эмоций^[2194]. Общая атмосфера нервозности создавала благодатную почву для распространения массовых фобий.

Бредовые идеи сумасшедших и слухи «здоровых» обывателей обнаруживали общие сюжеты, среди которых выделялась зловещая роль научно-технических изобретений. Массовая шпиономания, отчасти спровоцированная военными властями, создавала образ ученого-шпиона-вредителя, разрабатывающего дьявольскую машину. Как правило, фамилия этого ученого иностранная. Не удивительно, что в среде малообразованных горожан появился слух о таком шпионе-изобретателе по фамилии Маркони — средства радиосвязи постоянно фигурировали в слухах о шпионах. Один из самых распространенных «радио-телефонослухов» касался императрицы (в городской среде — Александры Федоровны, в деревенской — Марии Федоровны), которая якобы регулярно связывалась с Берлином и передавала Вильгельму II секретные сведения. Говорили и о том, что столицу наводнили немецкие шпионы-радисты, устраивавшие в своих квартирах радиостанции. Обыватели внимательно рассматривали крыши домов в поиске подозрительных объектов, напоминавших антенны. В мае 1915 г. в Департамент полиции поступило сообщение, что в Петрограде на крыше дома по Каменноостровскому проспекту появились антенны шпионской радиотелеграфной станции, но произведенное расследование установило, что эти «антенны» располагались на крыше более двадцати лет и предназначались для крепления электрических проводов^[2195]. Массовое сознание обывателей мало интересовал тот факт, что настоящий Г. Маркони был подданным союзной Италии, записался добровольцем в армию, — его фамилия стала слишком сильным раздражителем для всех зараженных «радиофобией». Летом 1915 г. в Петрограде появился слух, что шпион-немец Маркони устроился служить в Правительствующий сенат. Вероятно, к появлению слуха привело газетное сообщение о том, что Г. Маркони в декабре 1914 г. был назначен пожизненным сенатором Италии, а также информация, что Русское общество беспроволочных телеграфов и телефонов (РОБТиТ) приняло предложение английской компании Маркони увеличить уставной капитал за счет привлечения их акционеров. Тем не менее Департамент полиции был вынужден отреагировать на поступившую анонимку и констатировал, что кроме акционера-Маркони, входившего в состав правления РОБТиТ, никакого другого Маркони, тем более в Сенате, обнаружить не удалось^[2196].

Однако слухи вокруг фамилии итальянского изобретателя продолжали множиться. Фантазию нервированных обывателей подхлестнула статья о «новом сенсационном изобретении Маркони»: «Из Копенгагена подтверждают сообщение о новом крупном открытии Маркони, представляющем собой усовершенствование в области рентгеновских лучей и дающем возможность видеть через толстые проницаемые оболочки»^[2197]. Спустя некоторое время Департамент полиции занялся расследованием серии анонимных доносов, в которых сообщалось, что проживавшее на Васильевском острове в доме 25 по Кадетской линии семейство пастора Г. Пенгу является немецкими шпионами, а его сын Герберт — изобретателем аппарата, с помощью которого «можно видеть сквозь стены на далекое расстояние. Посредством своего аппарата он похитил много изобретений, а настоящих изобретателей тайком умертвил на расстоянии. При помощи новых изобретений можно гипнотизировать на расстоянии, распространять болезни, умертвить кого угодно»^[2198]. В одном случае аппарат назывался электрическим дальномером, в другом сообщалось, что в основе его действия — рентгеновский луч. Полиция проводила обыски по указанным адресам, но ничего не находила. В конце концов автор анонимок, распространявший вздорные слухи про аппарат, был обнаружен, им оказался отставной коллежский секретарь Р. М. Сальман. На допросе он во всем сознался и добавил, что сыновья Пенгу сами по ошибке связались с ним по своему аппарату, «причем когда он хотел зафиксировать это событие на бумагу, то из под пола его квартиры при колокольном звоне поднимались газы, во избежание взрыва которых ему пришлось работу прекратить»^[2199]. Сальман оказался душевнобольным, его заболевание было усугублено распространившейся в годы войны шпиономанией.