Читать книгу - "Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин"

Если верить воспоминаниям Невского, вечером 3 июля, когда восставшие солдаты уже заняли вокзалы и другие важные пункты города, в особняке Кшесинской происходило заседание бюро Военной организации и Исполнительной комиссии ПК, видимо, с участием Сталина и Свердлова, представлявших ЦК. Другие мемуаристы вспоминали, что в ходе этого заседания приходили все новые известия о росте уличного движения, остановить которое не было уже никакой возможности. Причем некоторые агитаторы ВО и ПК признавались, что по собственной инициативе «одобряли» от имени партии действия восставших. Получалось, что рядовые большевики повсеместно уже принимают участие в происходящем. Руководство партии, таким образом, стояло перед свершившимся фактом. Однако когда демонстранты появились под окнами дворца Кшесинской, большевистские ораторы, выступая, еще призывали их вернуться в казармы и на предприятия. И лишь позднее, когда толпа громогласно отвергла эти требования (раздались крики «долой!»), «частное совещание членов ЦК – как его рекомендовал впоследствии Сталин – высказывается за то, чтобы вмешаться в демонстрацию, предложить солдатам и рабочим действовать организовано», т. е. фактически возглавить восставших. Итак, решение было принято голосами членов ПК и ВО, многие из которых и ранее были настроены на форсированное развитие событий, вплоть до вооруженного восстания. Аналогичная по смыслу резолюция была принята поздним вечером 3 июля и на совещании делегатов 2-й Общегородской конференции с представителями гарнизона и промышленных предприятий. «Создавшийся кризис власти не будет разрешен в интересах народа – гласила эта резолюция – если революционный пролетариат и гарнизон… не заявят о том, что они за переход власти к СРС и Кр. Депутатов. С этой целью рекомендуется: немедленное выступление рабочих и солдат на улицы, для того чтобы продемонстрировать выявление своей воли».

Только ночью это решение было подтверждено на заседании членов ЦК и представителей общегородской конференции. Однако Цека подчеркивал мирный характер демонстрации. Тем не менее, получалось, что ЦК лишь следует в фарватере тактики петроградской организации и военки, которые, в свою очередь, лишь оформляют на бумаге практически стихийный процесс вовлечения рядовых большевиков в уличные события.

Как бы не запаздывали решения высоких партийных инстанций РСДРП(б) по сравнению со стихийным движением масс, но они означали постепенное втягивание партии в движение, а в ряде случаев, и переход последнего под контроль большевистских лидеров. Так, руководство вооруженной демонстрацией к утру 4 июля перешло к оперативному штабу, во главе которого стояли Подвойский, Невский и Мехоношин, т. е. лидеры большевистской военки.

Между тем, механика принятия решений в ЦК партии несколько отличалась от той, что определяла динамику изменений тактики петроградских лидеров и ВО. Если последние лишь соглашались на все более настойчивые требования масс, то цекистам приходилось учитывать и позиции советского большинства, и других партий.

Окончательные изменения в позиции ЦК в ночь с 3 на 4 июля произошли не случайно. Именно в это время большевистская резолюция впервые получила большинство на заседании рабочей секции Петросовета. Резолюция не только содержала требование передачи всей власти Советам, но и одобряла уличные демонстрации в поддержку этого требования. Только теперь, заручившись авторитетом важнейшей секции столичного Совета, ЦК решился официально заявить о поддержке выступления рабочих и гарнизона.

Интересно, что главными лоббистами резолюции рабочей секции Совета стали Каменев, Зиновьев и Троцкий, до того выступавшие против уличных действий. Очевидно, что они были поставлены перед фактом выступления и, самое главное, того, что делегаты 2-й общегородской конференции уже дали добро демонстрантам, а военка, фактически, возглавила их. Теперь единственным способом удержать события под контролем, было выполнить требования демонстрантов и возглавить их официально от имени Совета. В таких условиях большевистские лидеры сдались, и «перешли на сторону восставших». Последними в своей партии.

Тем временем ситуация развивалась. Ночью большевики и другие левые (межрайонцы и группа левых эсеров) ушли с объединенного заседания ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов и Исполкома Советов крестьянских депутатов в знак протеста против предложения Дана о том, что меньшинство обязано подчиниться решению большинства и не противодействовать ему, которое было принято умеренным большинством, напуганным размахом движения. После исхода, лидеры ЦК, ПК, военки и несколько представителей межрайонной организации во главе с Троцким собрали совещание, на котором еще раз обсуждалась позиция партии в отношении уличных шествий и демонстраций.

Сведения об этом совещании сохранились только в воспоминаниях его участников. Последние несколько противоречат друг другу в деталях, но сходятся в общем. Так, все вспоминали, что Каменев предлагал товарищам попытаться предотвратить повторение массовых шествий, заменив их митингами в районах города. Однако большинство высказались против такой осторожной линии, тем более что агитаторы сообщали из казарм и с предприятий, что остановить массу уже не реально. Тогда спор пошел о том, настаивать ли на том, чтобы демонстранты шли без оружия или по умолчанию согласиться на то, что взвинченные толпы будут вооружены до зубов. Причем, за безоружную демонстрацию выступали Троцкий, Каменев, Зиновьев, а также некоторые другие члены ЦК РСДРП(б), в то время как многие представители военки и ПК настаивали на том, что это лишняя и даже вредная предосторожность. В итоге, когда к Таврическому дворцу, в здании которого происходило совещание, уже подходили возмущенные толпы, а Раскольников сообщил из Кронштадта, что моряки прибудут в столицу с оружием, что бы там не происходило, совещание решилось санкционировать и «возглавить» «мирную, но вооруженную демонстрацию». Неуверенность, которая охватила большинство членов ЦК, вынудила их немедленно послать за Лениным, отдыхавшим в Финляндии, категорически требуя его возвращения.

Номер «Правды» вышел 4 июля с огромной лакуной на первой странице: здесь планировалось опубликовать призыв к рабочим и солдатам сохранять спокойствие и выдержку, не участвовать в преждевременном выступлении и т. д. Но события предыдущего дня и, особенно, ночи изменили вектор партийной политики. Вместо него, на улицах раздавали листовку сталинского сочинения за подписью ЦК, ПК и военки, в которой говорилось, что «движение, вспыхнувшее в полках и на заводах, мы зовем превратить в мирное, организованное явление воли всего рабочего, солдатского и крестьянского Петрограда», выраженное в требовании передачи всей власти Советам.

Итак, ЦК несмотря на свою первоначальную осторожность и нежелание обострять ситуацию вынужденно было поддержать начавшееся восстание. Однако сделано это было уже post factum, под давлением уже партии.

Флеровский впоследствии писал, что «ни у кого на совещании тогда не было мысли о вооруженном восстании, о захвате власти». Это, однако, весьма сомнительно. Его близкий товарищ по Кронштадту Раскольников был более откровенен: «Зарекались ли мы тогда от восстания? Конечно нет. В голове каждого из нас была мысль о захвате власти». Можно добавить, что описанные Раскольниковым настроения были не новостью; как было показано выше, установки на вооруженное свержение правительства и захват власти пользовались определенным влиянием в массе партийного актива в обеих столицах уже в июне, причем их популярность нарастала. Под воздействием стихийных событий 3–4 июля стремления партийных энтузиастов из Пека и военки нашли выход в форме участия в выступлении солдат и рабочих, которое виделось многим как новая революция. В то же время, большинство членов Цека не могли похвастаться аналогичным оптимизмом и лишь «тащились в хвосте событий».