Читать книгу - "Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Алексей Сахнин"

Как уже говорилось, Апрельская конференция по докладу Зиновьева большинством голосов приняла решение участвовать в готовящейся в Стокгольме конференции социалистов-циммервальдистов. Это решение было принято вопреки мнению Ленина и критиковалось им как «ошибка конференции». Однако вождь не опустил руки и добился того, что ЦК партии в начале мая «наполовину исправило ошибку», поручив большевистским делегатам конференции заявить о том, что РСДРП(б) покидает Циммервальдовское объединение, в случае, если на конференцию будут приглашены «оборонцы». Этот ход объективно означал дезавуацию решений конференции. Дело в том, что центристский характер Циммервальда предполагал участие как правого, так и левого крыла международной социал-демократии, и участие «шейдеманов» и других «социал-шовинистов» (пользуясь терминами Ленина), было гарантировано.

Таким образом, ЦК во главе с Лениным, фактически, отменял решение конференции партии, обуславливая его выполнение нереальными условиями. Важно, что создавался прецедент (в послереволюционной истории первый), когда решение партийного форума «наполовину исправлялось» избранным этим форумом органом. Это был символ грядущей централизации партии, этап на пути ее отрыва от собственных демократических структур. Впрочем, пока это решение оставалось одиночным эпизодом.

Второй аспект, который следует отметить, это то обстоятельство, что, по свидетельству Ленина, решение было принято ЦК «единогласно». Достоверно известно, что в конце апреля минимум один из членов ЦК – Г. Зиновьев – был сторонником линии на участие в социалистической конференции (использовать этот европейский форум он призывал «в последний раз», но все таки настаивал, что игнорировать его нельзя). Ведь именно по докладу Зиновьева и было принято решение большевистской конференции. Как голосовали другие члены нового ЦК неизвестно, но вряд ли в этом вопросе они были единодушны; «правые» большевики, такие как Каменев, скорее всего, склонялись в пользу участия в циммервальдовском движении. И вот, уже в первой половине мая ЦК голосует ленинское предложение «единогласно».

Трудно сказать было ли это результатом напряженной дискуссии, политическим компромиссом, или итогом собственной эволюции сторонников резолюции апрельской конференции. Впрочем, в пользу последней гипотезы есть одно подтверждение. 6 мая в «Правде» появилась статья самого Зиновьева «Господин Вандервельде», целиком посвященная критике (очень жесткой) бельгийского социалистического министра и председателя Международного социалистического бюро Эмиля Вандервельде, посетившего Петроград. Он наряду с другими деятелями правого крыла европейской социал-демократии (А. Тома, М. Кашен, О’Грэди) критиковались Зиновьевым за «социал-шовинизм» и сделку с буржуазией своих стран. Статья заканчивалась словами «Избави нас, господи, от таких друзей, а с врагами мы сами справимся…». Эта критика в условиях дискуссии по вопросу об участии в социалистической конференции, может рассматриваться как эволюция в сторону позиций Ленина, призывавшего отказаться от участия в общих мероприятиях с умеренными и правыми социалистами. А если учесть, что визит Вандервельде был направлен на поддержку курса российских оборонцев на дальнейшее участие России в войне, то понять раздражение большевиков правыми и умеренными социалистами можно легко. Т. е. поддержка, которую продемонстрировал Вандервельде лидерам меньшевиков и эсеров, послужила для большевистских лидеров сильным аргументом против участия в совещании с его единомышленниками.

Как бы там ни было, Ленину удалось консолидировать ЦК по этому важному (хотя и не главному) вопросу и добиться от него фактической дезавуации решения Апрельской конференции.

Вторым трудным вопросом, с которым столкнулось большевистское руководство в мае, стало сближение с «межрайонкой» и Л. Д. Троцким. Однако источники не позволяют судить о том, как именно протекала внутрипартийная дискуссия по этому поводу.

Троцкий вернулся из эмиграции на месяц позже Ленина, 4 мая. На вокзале его встречали, но куда скромнее, чем вождя большевиков. Если Ленина приветствовал Чхеидзе, то Троцкого – член большевистского ЦК Г. Федоров, фигура куда менее значительная, а также М. Урицкий, старый друг и ближайший соратник Троцкого, один из лидеров «межрайонки». Тем не менее, сам факт, что большевики официально послали встречать Троцкого члена своего ЦК, говорит о том, что идея о сближении с этим старым противником уже обсуждалась в партии. К сожалению, следов такого рода обсуждений не сохранилось.

Однако многозначительные жесты со стороны большевиков в адрес Троцкого продолжались. Прибыв сразу с вокзала на заседание Исполнительного Комитета Совета, Троцкий столкнулся с холодностью его председателя Чхеидзе. Но пилюлю поспешили подсластить большевики, немедленно предложившие включить своего старого оппонента в Исполком, как бывшего председателя Совета 1905 года. Предложение это, хоть и вызвало замешательство, было принято (правда Лев Давидович получил лишь совещательный голос). Такая демонстрация расположения и политического доверия со стороны большевиков не могла не быть замечена Троцким, еще только присматривавшимся к «диспозиции политических групп» и нуждавшимся во влиятельных союзниках. Но предшествующие полтора десятилетия оставили обеим сторонам целый багаж взаимных обвинений, претензий и споров, откуда такая любезность? Да еще со стороны партии, мало склонной к примирению со своими оппонентами?

Вопрос о том, кому принадлежала инициатива в этом вопросе, крайне важен, ибо он связан с одной из наиболее важных теоретических дискуссий в истории российской социал-демократии. По всей видимости, идея примирения родилась в недрах самой большевистской партии (Троцкий никаких шагов в этом направлении до сих пор не предпринимал), причем на самом ее верху, иначе член ЦК не поехал бы встречать столь известного (чтобы не сказать одиозного) деятеля, да и предложение о кооптации Льва Давидовича в Исполком Совета вряд ли исходило от рядового партийца.

Троцкий был известен в социалистической среде как один из авторов и самый яркий защитник теории перманентной революции, взятой им на вооружение еще в 1905–1906 гг. После разгона Совета 1905 года и ареста его лидеров Троцкий в тюрьме написал несколько весьма оригинальных текстов. В них он доказывал, что несмотря на относительную отсталость, Россия может стать флагманом европейской революции. Но еще важнее, что революция в России, по Троцкому, начавшись как буржуазная, неизбежно перерастет в социалистическую, поскольку ее лидером станет передовой рабочий класс (его главный антагонист, российская буржуазия, слишком слаба для этого). Пролетариат, считал Троцкий, найдет себе союзника в крестьянстве, нуждающемся в аграрной революции. Опираясь на крестьянское большинство, он сумеет взять власть и экспортировать революцию в Европу, где он обретет надежного союзника в лице немецких и французских рабочих, гораздо более многочисленных. Пролетариат сумеет разрушить военно-бюрократический аппарат старого государства, заменив его системой Советов, распустив армию и полицию и заменив их всеобщим вооружением народа.

Эти взгляды неоднократно критиковались как большевиками, так и меньшевиками на протяжении всех 12 лет, минувших со времен первой революции. Однако теперь те же (или, по меньшей мере, очень близкие) идеи проповедовал никто иной, как Ленин в своих «Апрельских тезисах» и других работах и выступлениях.