Читать книгу - "Кровавый век - Мирослав Попович"

Еврейский вопрос здесь был вторичным, но он играл свою роль: естественно, что в оккупационном подполье остались в первую очередь не евреи, а люди «коренных национальностей». В Польше к руководству рядом с твердым и надежным коминтерновским поляком Берутом и русским поляком, советским маршалом Рокоссовским (которому подчинялась военная служба безопасности, и через нее осуществлялся силовой контроль), входили еврей Минц (идеология) и Берман (экономика). Руководящая верхушка венгерских коммунистов – генеральный секретарь Ракоши, ответственный за экономику и правительство Гере, «силовик» Фаркаш, идеолог Реваи, так называемая «еврейская квадрига» (все они четверо были евреи по национальности) – имели поддержку Сталина, Жданова, позже Суслова; интересно, что Берия обозвал их в 1953 г. «сионистским гнездом». Именно Ракоши и его группа стали инициаторами серии процессов против «агентов Тито», пустив под нож или посадив в тюрьму руководство коммунистическим подпольем. Сталин, как уже говорилось, доверял мадьярам и полякам еще меньше, чем евреям.

Болеслав Берут

Однако уже несколько позже в Румынии коминтерновская группа еврейки Анны Паукер оказалась «шпионской» и «титоистскою». Правая рука и наследник Готвальда еврей Рудольф Сланский, который руководил всеми акциями по установлению диктатуры коммунистов в 1948 г., был уничтожен вместе с вдовой Яна Швермы, руководителя словацкого восстания, а другие руководители словацкого подполья – Гусак, Клементис и другие – были посажены в тюрьму. Антисемитская ориентация оказалась сильнее, чем враждебность относительно подпольщиков и партизан, или же равноценной.

Анна Паукер

Аналогичные процессы проходили и в СССР. Сразу после войны на освобожденной территории бывали случаи, когда секретарями райкомов партии работали не только люди, которые потеряли в хаосе оккупации партбилеты, но и вообще беспартийные партизанские деятели. Присланные «сверху» секретари обкомов нередко вступали в Украине в тяжелые конфликты с подпольными руководителями. Один из таких конфликтов охватил Винничину, где позиции подпольного обкома партии были достаточно сильными – здесь была ставка Гитлера и действовал связанный с подпольным обкомом разведчик, старый энкавэдист Медведев. Присланный «правильный» обком просто отрицал, что существовало какое-то подполье, и это дело тянулось и после смерти Сталина. Все красное партизанское движение, которое не было непосредственно создано центром из Москвы и не находилось под его неусыпным контролем, было поставлено под сомнение.

Между прочим, эта ситуация отразилась и в литературной жизни. Александр Фадеев написал роман «Молодая гвардия» о самочинно возникшей в Краснодоне юношеской подпольной организации. Роман стал официально признанным классическим литературным произведением и вошел в школьные учебники. И вдруг оказалось, что Фадеев допустил «грубые идейные ошибки» – не было показано, что комсомольское подполье возникло по указанию и под руководством подполья организованного, партийного, управляемого из Москвы. Начались дописывание и переписывание романа – а поскольку он претендовал на документальность, то и прямая фальсификация действительной истории. И это никого не смущало: история должна была быть похожа на художественный образ, а не художественный образ на историю. Как в иконописи.

Для Сталина во внутриполитическом плане не было вещей более страшных, чем привидение «ленинградской оппозиции» и украинского сепаратизма. А Украина была оккупирована и на несколько лет выпала из-под контроля. Украинцы были хуже ленинградцев – как нация они оказались под подозрением, как и все, кто «находился на временно оккупированной территории» и считался человеком второго сорта. Мало значило то, что в Украине было стотысячное подполье и полумиллионная партизанская армия, что Украина была разрушена и разорена оккупантами и военными действиями, испытала бесчетное количество пыток и убийств.

В тяжелые первые годы войны Украине позволялось иметь собственный патриотизм, поставленный на службу Отечественной войне. В частности, эти мотивы звучали в публикациях очень партийного Н. Н. Петровского, директора Института истории АН УССР, «Несокрушимый дух великого украинского народа» (1943), «Воссоединение украинского народа в единое украинское государство» (1944). В те годы в эвакуации в немногочисленных центрах украинской элиты господствовало настроение искренней преданности Украине, и то время вспоминалось позже как светлые и даже свободные годы. В далекой эвакуации Украина становилась еще ближе и более родной. Тогда пишет Сосюра стихотворение «Любіть Україну», Андрей Малышко – взволнованный поэтический цикл «Україно моя!», Леонид Первомайский – преисполненные тоски по родной земле стихи, а Максим Рыльский начинает поэтическую «Мандрівку в молодість» («Путешествие в молодость»), прокладывая непрочные мостики между национальным современным и прошлым. И наконец, Александр Довженко создает киноповесть «Украина в огне» и пьесу «Потомки запорожцев», проникнутые пылким национальным чувством.