Читать книгу - "Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - Ева Ингеборг Фляйшхауэр"

В настояниях коменданта царь, должно быть, разглядел замысел врага и «с негодованием» отверг их. Окружающие (например, Дубенский и царица) не сомневались, что перенаправление поезда и связанная с ним потеря времени отвечают интересам Берлина. Члены свиты отныне видели в Воейкове «одного из главных виновников переживаемой катастрофы»^[2385]. Тем не менее царь, который был «должен» быть 1 марта в Царском Селе, сдавшись перед препятствиями, возможно, преодолимыми, не настоял, вопреки советам дворцового коменданта, на продолжении намеченного пути. По мнению придворного историографа, причины этого заключались в его чрезмерной покорности судьбе и абсолютном доверии к людям, поставленным им самим на тот или иной пост (в том числе и Воейкову) — доверии, которое сделало бы его, полагал Дубенский, «идеальным конституционным монархом»^[2386].

Записи в дневнике царя свидетельствуют, как терзали его вынужденный поворот на Псков и потеря времени. В Псков он прибыл 1 марта в 20 часов в состоянии «отчаяния»^[2387]. Поздним вечером он записал: «Стыд и позор! Доехать до Царского не удалось. А мысли и чувства все время там… Помоги нам, Господь!»^[2388] Он еще лелеял надежду достичь цели, хоть и с задержкой (но все же своевременно)^[2389]. В присутствии Рузского отменив свой приказ об отправке фронтовых частей в Петроград, после полуночи он передал ему текст телеграммы генералу Иванову в Царское Село: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать. Николай»^[2390]. Вечером 2 марта, в день своего отречения, он «с тяжелым чувством пережитого» излил душу на страницы дневника: «Кругом измена, и трусость, и обман!»^[2391] По возвращении в Ставку царь через начальника Генштаба Алексеева велел Воейкову, который отказался принести присягу Временному правительству^[2392] и едва не был убит офицерами и солдатами, винившими его в отречении царя^[2393], уехать^[2394].